Я вскочил и начал ходить туда-сюда.
– Ну, ты же сам видишь, что все это слишком большое совпадение! Кто еще мог бы захотеть, чтобы я приехал в Лондон, кроме нее?! И как я вообще попру туда «Медведя», он ведь огромный!
– Да, признаю, – согласился Жюльен, ковыряя в зубах. – Все это довольно странно и необычно.
– А если это и правда она? Как мне это понимать?
– Ну, так и понимать, она хочет тебя увидеть. И у нее слишком много свободного времени. Что тут скажешь… Так что, ты готов? Дэйв сказал, что если нет, он откажется от покупки.
Я резко выдохнул и посмотрел в пожелтевший от сигаретного дыма потолок.
– И когда мне надо это сделать?
– Я сказал, что ты в скором времени собираешься в Туссен…
– Ты предложил наш отпуск?!
– Ты все равно будешь в Бретани. Ну, метнешься на пароме туда и обратно. Прихватишь жену с дочкой, заодно навестишь родителей.
– Да, блестящая идея, пусть жена наконец познакомится с бывшей любовницей.
– Короче, подумай. Я обещал дать ответ через два дня.
Я сел.
– Полагаешь, это все-таки Лиза?
– Не знаю, – вздохнул Жюльен. – Раньше был уверен, что нет, а теперь… теперь не знаю.
Некоторое время мы молчали. Я сосредоточенно обгрызал ноготь, Жюльен наматывал на палец спираль телефонного шнура. Потом вернулась Беренис и положила перед нами сэндвичи – с эрзац-крабом для Жюльена и с овощами-гриль для меня. На резонный вопрос мы получили неправдоподобный ответ: «А ветчина закончилась».
Я жевал багет с овощной бурдой и предавался конспирологическим измышлениям. Зачем власти США фабрикуют шитые белыми нитками доказательства наличия у Хусейна оружия массового поражения, если их же люди в Ираке ясно заявили, что оружия нет? Как в уважающей себя булочной может в самый разгар дня закончиться ветчина? Что мне делать, если «Медведя» и правда купила Лиза? Разве я смогу доставить картину к ее порогу и не попасть в те же горизонтальные, вертикальные и прочие позиции, из-за которых я и так по уши влип?
– Вот еще что, – проговорил Жюльен с полным ртом. – Нашелся желающий купить картину с велосипедами. Пора бы подумать, что дальше. Есть какие-нибудь идеи?
– Есть одна, но тебе не понравится. – Я поскреб затылок. – Я тут прикидываю, пока гипотетически, не сделать ли что-нибудь про Ирак.
– Политика… – Жюльен сдвинул брови. – Не знаю, Рич. Ты у меня как-то не вяжешься с политическим искусством…
– Это же трагифарс! – воскликнул я. – Как дети малые в войнушку играют! Ты вообще заголовки видел?
– И что, хочешь выставить картины с Джорджем Бушем верхом на палочке?
Я рассмеялся:
– Кстати, неплохая идея. Но нет. Я думал… Я думал, не вернуться ли мне к инсталляциям.
Жюльен поморщился:
– Хочешь сделать инсталляцию про Ирак?
– Хочу сделать что-то актуальное. – Я скрестил руки на груди. – Что-то значимое. Не имеющее ничего общего вот с этим всем. – Я кивнул на свои картины, висящие на стенах.
– Но политика! – запротестовал Жюльен. – Это же совершенно не твое!
– Вообще-то раньше это было очень даже мое.
– Клиенты не поймут. У тебя уже есть клиентская база. Коллекционеры. Просто поклонники. Людям нравятся твои картины. Они пробуждают ностальгию. И гармонируют с портьерами.
Я помрачнел:
– С портьерами? Ты серьезно?
Жюльен, как и я, был явно оскорблен в лучших чувствах. Он ушел в подсобку и вернулся с двумя стаканчиками растворимого кофе и сахаром в пакетиках. От расстройства я высыпал себе в стакан сразу два.
