Вскоре в палату вошла Ангелина Александровна – та самая женщина с цепким взглядом, которая встретила меня в клинике.
– Ну что, все хорошо, смелая девчонка? – спросила она, чуть насмешливо, но без злости. – Оклемалась?
Я только кивнула, не зная, что ответить. Ее уверенность в том, что все прошло, как надо, слегка сбивала с толку. В моем теле все еще оставались отголоски тревоги, но я не понимала, откуда это ощущение.
– Завтра мы тебе снимем повязку, – продолжила она, чуть приподняв одну бровь, – и сама увидишь, какую красоту мы тебе сотворили.
Красоту? Я едва удержалась от смеха, но только слегка поморщилась, чувствуя, как повязка натянулась на щеке, вызывая еще больше боли.
– А пока отдыхай. Недельку полежишь, думаю, – добавила она, осматривая меня профессиональным взглядом, будто я была ее очередным произведением искусства, которое только что покинуло операционный стол.
– А потом? – вырвался у меня вопрос, который беспокоил больше всего.
– Поживем – увидим, – произнесла она с такой легкостью, как будто это был план на будущее.
На этом она вышла из палаты, оставив меня одну с моими мыслями. Ангелина Александровна оказалась права насчет "красоты". Когда на следующий день она сняла повязку, я увидела, что уродливый, неровный рубец, который раньше выпирал на моей щеке, теперь превратился в тонкую ярко-красную полоску. Лицо еще не избавилось от отека, кожа была натянута, но я уже видела, что результат оказался лучше, чем я могла представить.
Она любовно осматривала свою работу, довольная результатом, как художник, с гордостью глядящий на свое законченное полотно.
– Как тебе? – спросила она, заметив, что я не могу оторвать взгляд от зеркала.
– Лучше, – тихо ответила я, хотя в голове у меня до сих пор крутились мысли о том, зачем все это нужно было. Вся эта странная история с операцией казалась мне чем-то непонятным и оторванным от реальности. Почему меня привезли сюда? Что дальше?
Но Ангелина Александровна, казалось, ни о чем не волновалась. Она была уверена в своем деле и не оставляла никаких сомнений в том, что все прошло как надо. А я, сидя на больничной кровати, ломала голову, пытаясь найти смысл во всем этом.
Через несколько часов после снятия швов, в палату вошел невысокий мужчина, который на первый взгляд показался мне не более чем случайным прохожим. Его волосы уже были тронуты сединой, лицо было из тех, что будто бы застыло в полудружелюбном выражении, но с оттенком усталости. На секунду я подумала, что он ошибся дверью, что это просто еще один врач или, возможно, кто-то из посетителей, который перепутал палаты.
Но не успела я как следует разглядеть его, как в палату влетела Ангелина Александровна. Она выглядела, как всегда, собранно, но в ее взгляде читалось нечто вроде раздраженного укора. Я знала ее достаточно, чтобы понять, что она явно не ожидала увидеть этого мужчину здесь так быстро.
– Феля! – почти выдохнула она, как будто ожидала его появления, но не в этот момент. – Была уверена, что примчишься сразу же. Но мог бы и меня подождать, пока освобожусь. Нет же, как всегда, спешка! Вечно ты хочешь все сразу и сейчас!
Ее слова прозвучали укоризненно, но без настоящего осуждения. В ее тоне, несмотря на недовольство, сквозила некая знакомая легкость, словно она давно привыкла к такому поведению этого человека.
Мужчина, которого она назвала Фелей, не обратил внимания на ее замечания. Он продолжал разглядывать меня, почти изучающе, как будто я была не просто пациенткой, а произведением искусства, которое он пришел оценить. Его взгляд был сосредоточен на моем лице, словно он искал в нем что-то важное, что-то, что должно было подтвердить или опровергнуть его собственные мысли.
