– Ну что же ты так сжалась как ежик? – произнесла она с легкой улыбкой, от которой я не почувствовала ни тепла, ни спокойствия. – Меня зовут Ангелина Александровна. Не бойся, я не кусаюсь.
Ее голос был удивительно мягким, как будто она говорила с ребенком. Но за этим спокойствием пряталось что-то еще – контроль, уверенность. В ее руках я была просто объектом для дальнейших манипуляций. Она знала, что со мной делать, и знала, что я буду подчиняться.
– Твои анализы в норме, – добавила она, пролистывая какие-то бумаги. – Сегодня мы все и сделаем. А пока отдохни немного, телевизор посмотри. Это поможет отвлечься.
Она провела меня в одноместную палату. Комната была уютной, такой, какой не бывает в обычных больницах. Здесь не было запаха лекарств, везде стояли цветы, а кровать напоминала обычную, домашнюю. В комнате был телевизор, и Ангелина Александровна включила его, вручила мне пульт, как будто это могло спасти меня от надвигающихся мыслей.
Я попыталась сосредоточиться на экране, но это было бессмысленно. Мои мысли витали где-то далеко, где клиника, врачи и вся эта обстановка казались чем-то нереальным. Я смотрела, как кадры мелькают на экране, но ничего не запоминала, словно это было просто фоном.
Не прошло и десяти минут, как дверь снова открылась. Меня пригласили в операционную. Внутри меня всколыхнулась тревога. Операционная была слишком многолюдной для такого места. Я остановилась в дверях, оглядывая несколько молодых людей – парней и девушек, все они были не намного старше меня. Их лица были настороженными, взгляд их скользил по мне, как по объекту изучения.
Я невольно подумала: «Может, они действительно собираются использовать меня как пособие для изучения внутренностей?» Эта мысль была абсурдной, но в тот момент она казалась вполне реальной. Словно все эти люди пришли сюда, чтобы разобрать меня по кусочкам. Паника вспыхнула внутри, но я не могла ничего сделать. Страх был, но тело не слушалось.
«Надо бежать», – мелькнула мысль, слабая, едва уловимая. Но я не побежала. Я стояла, как послушная кукла, и делала все, что мне говорили. Меня одели в белую сорочку и положили на стол, как будто это было частью какой-то неизбежной программы. Я чувствовала себя пустой, словно моя воля давно уже была подчинена чему-то большему, чему-то, чего я не могла контролировать.
Когда к моему лицу приблизилась пожилая женщина со шприцем в руках, я почувствовала, как страх вновь поднимается внутри. Она ввела мне укол в вену, и я поняла, что времени у меня почти не осталось. Сон приближался, тяжелый, как одеяло, которое накрывает меня все сильнее. Я знала, что если засну, все закончится.
– Сосчитай до десяти, – мягко сказала Ангелина Александровна, держа меня за руку, словно пыталась успокоить.
Я начала считать про себя, отчаянно борясь с навалившейся усталостью. Один. Два. Три. Мир начал расплываться перед глазами. Четыре. Пять. Мое тело словно погружалось в воду. Шесть. Семь. Я пыталась не смыкать веки, но силы уходили. Восемь. Девять. Я чувствовала, как сознание медленно ускользает. Десять.
Все исчезло.
Очнувшись, я первым делом схватилась за уши, словно проверяя, все ли на месте. Потом рука непроизвольно метнулась к носу. В голове до сих пор крутились те странные слова про нос, которые мне наговорил Борька перед операцией. Мое тело словно само по себе двигалось, проверяя, не случилось ли чего странного. Но, задев повязку на щеке, я почувствовала резкую боль, которая заставила меня замереть. Все это время страх оставался со мной, даже когда я находилась под наркозом. И теперь он просыпался вместе со мной, острым всплеском боли и непонимания.
