– Ты когда-нибудь видел, – окликнула его из ванной мисс Беллами, – нечто подобное?
– Но ведь это же просто восхитительно, – заметил Чарльз. – И так мило со стороны Октавиуса.
– Хочешь сказать, он тебе знаком?
– Октавиус Брауни? Ну, конечно, я его знаю. Старый знакомец по книжному магазину «Пегас». Поселился в нашем доме, наверху, еще до того, как мы сюда въехали. Замечательный человек.
– Разрази меня гром! – воскликнула мисс Беллами, плескаясь в ванной. – Ты имеешь в виду эту мрачную маленькую квартирку, где на подоконнике вечно сидит жирный котище?
– Именно. Он специализируется по литературе доякобинского периода.
– Так вот откуда все эти аллюзии с чревом и концепциями? О чем именно он думал, этот бедняга мистер Брауни?
– Это цитата, – ответил Чарльз, роняя монокль на грудь. – Из Спенсера. Кстати, на прошлой неделе я купил у него замечательный томик Спенсера. И он, несомненно, полагает, что ты его читала.
– Ну, тогда конечно. Придется притвориться, что читала. Наверное, надо позвонить ему и поблагодарить. Добрый мистер Брауни!
– Кстати, они большие друзья с Ричардом.
– Кто? Кто это «они»? – настороженно уточнила мисс Беллами.
– Октавиус Брауни и его племянница. Очень симпатичная девушка. – Чарльз покосился на Флоренс и после паузы добавил: – А звать ее Аннелида Ли.
Флоренс откашлялась.
– Быть того не может! – усмехнулся голос в ванной. – Ан-не-ли-да! Звучит прямо как название крема для лица!
– Это из Чосера.
– Тогда, наверное, кота зовут не иначе, как Петр Пахарь[1].
– Нет. Это из предыдущего периода. Кота зовут Ходж.
– Странно. Никогда не слышала, чтобы Ричард упоминал ее имя.
– Как выяснилось, она тоже выступает на сцене, – сказал Чарльз.
– О боже!
– В этом новом любительском театре, ну, что сразу за Уолтон-стрит. «Бонавентура»[2].
– Ни слова больше, мой бедный Чарльз! Всему есть предел. – Чарльз тотчас умолк, и мисс Беллами спросила: – Ты еще здесь?
– Да, дорогая.
– А откуда ты знаешь, что Ричард с ними близок?
– Время от времени видел его там, – ответил Чарльз и после небольшой заминки добавил: – Я тоже сблизился с ними, Мэри.
Снова повисло молчание, затем веселый голос прокричал из ванной:
– Флори! Принеси мне… Ну, сама знаешь, что.
Флоренс подхватила выбранные ею вещи и понесла в ванную.
Чарльз Темплтон смотрел из окна на маленькую лондонскую площадь, залитую лучами яркого апрельского солнца. На углу Пардонер-Роу женщина продавала цветы – сидела, утопая в целом море тюльпанов. Тюльпаны были повсюду. Даже его жена превратила подоконник аркообразного окна в цветник, и выращивала на нем не только тюльпаны, но и множество рано зацветающих азалий, некоторые бутоны еще не распустились. Он рассеянно рассматривал эти цветы и вдруг заметил среди них жестяной баллончик со спреем. На этикетке красовалась надпись: «Распылитель от насекомых и садовых вредителей». Ниже была наклейка с предупреждениями, что неправильное использование этого средства может привести к летальному исходу. Чарльз рассмотрел эти надписи в монокль.
– Флоренс, – сказал он, – не думаю, что здесь самое подходящее место для этой опасной штуки.
– Вот и я то же самое ей говорю, – заметила, вернувшись из ванной, Флоренс.
– Здесь столько предупреждений. Этот яд нельзя использовать в замкнутом пространстве. А она, наверное, так и делает?
– Да я ей говорила, все бесполезно, – ответила Флоренс.
– Нет, не нравится мне это. Может, выбросишь ее?
