Он открыл дверь и вошел.
Аннелида протирала пыль, и на ней было домашнее черное платье – туалет строгий и бескомпромиссный. Волосы подхвачены белым шарфиком. Ричард уже успел понять, что бывает на этом свете какая-то особая неброская красота, не нуждающаяся в пышных и ярких нарядах, и что Аннелида в полной мере наделена ею.
– Привет, – поздоровался он. – Вот, принес вам тюльпаны. Доброе утро, Ходж. – Кот бегло взглянул на него, нервно дернул хвостом и отошел.
– Какая прелесть! Но день рожденья у меня не сегодня.
– Это не важно. Цветы потому, что утро сегодня просто чудесное, и миссис Тинкер надела соломенную шляпу.
– Прямо и не знаю, как благодарить, – сказала Аннелида. – Подождите, надо поставить их в воду. Был где-то у нас такой зеленый кувшин.
И она скрылась в глубине помещения. А потом Ричард услышал знакомый шаркающий звук и постукивание. Это ее дядя, Октавиус, спускался по лестнице, опираясь на черную трость. То был высокий мужчина лет шестидесяти трех с густой копной седых волос и лукавым выражением лица. Он имел привычку поглядывать на людей уголком глаза, словно давал им понять, какой он озорной и непослушный парень. Он был довольно обидчив, невероятно эрудирован и худ почти до прозрачности.
– Доброе утро, Дейкерс, мой дорогой, – произнес он. Увидел тюльпаны и дотронулся до одного цветка кончиком синеватого пальца. – Ах, – процитировал он, – «никакое искусство не сравнится с этой благородной простотой и прелестью, от ее Величества Матушки Природы ни убавить, ни прибавить ни единого штриха». Прекрасные цветы и, к счастью, лишены какого-либо запаха. Да, кстати, мы тут кое-что для вас откопали. Милейшая вещица и вполне в вашем духе, вот только, боюсь, дороговата. Не терпится выслушать ваше мнение.
Октавиус развернул сверток, лежавший на столе, и отошел в сторону, чтобы Ричард мог полюбоваться его содержимым.
– Как видите, старинная гравюра, – начал он, – мадам Вестрис[5] en travesti в костюме жокея. – Он искоса взглянул на Ричарда. – Занятные коротенькие бриджи, согласны? Как думаете, мисс Беллами понравится?
– Не может не понравиться.
– Это раритет. Рамка современная. Боюсь, потянет на целых двенадцать гиней.
– Моя вещица, – сказал Ричард. – Вернее, Мэри.
– Уверены? Что ж, прощу прощенья, должен оставить вас ненадолго. Схожу за Нелл, пусть сделает нарядную подарочную упаковку. Где-то там у нас завалялся кусок викторианской оберточной бумаги. Нелл, дорогая! Не могла бы ты…
Постукивая тростью, он отошел, вскоре вернулась Аннелида с зеленым кувшином, и его подарочный пакет был готов.
Ричард прикоснулся ладонью к своей сумке.
– Как думаете, что у меня здесь? – спросил он.
– Не… Случайно не пьеса? Не «Земледелие на небесах»?
– Горяченькая, только что от машинистки. – Он наблюдал за тем, как ее тонкие пальцы перебирают стебли тюльпанов. – Я собираюсь показать ее Мэри, Аннелида.
– Трудно было бы выбрать более подходящий день, – мягко отозвалась Аннелида, и когда он промолчал, спросила: – Что-то случилось?
– Дело в том, что там для нее нет роли, – выпалил Ричард.
Через секунду она заметила:
– Ну и что? Разве это имеет такое уж большое значение?
– Имеет. Если, конечно, дело дойдет до постановки. И кстати, Тимми Гэнтри просматривал ее и одобрительно хмыкал. И все равно, с Мэри как-то не вяжется…
– Но почему? Я не понимаю…
– Не так-то просто объяснить, – промямлил он.
– Вы уже написали для нее одну новую пьесу, и вроде бы она была в восторге, разве не так? Тут что-то совсем другое.
