Многосторонняя дипломатия в биполярной системе международных отношений (сборник) - страница 16
Вероятно, намерением Сталина, когда он давал указание прекратить бойкот, и было лишение руководящего органа ООН возможности принимать решения, противоречившие интересам Советского Союза и его союзника КНДР, армия которого вела успешное наступление на юге Корейского полуострова. Резолюции советского Политбюро, принятые в этот период, со всей очевидностью свидетельствуют о стремлении Москвы отвлечь внимание мирового сообщества от ситуации на фронтах Корейской войны, наводнив Совет Безопасности петициями, призывами, обращениями разного рода организаций с требованием мирного урегулирования конфликта. Политбюро, например, поручало министерству иностранных дел СССР «рекомендовать от имени Советского Правительства правительствам Польши, Чехословакии, Китайской Народной Республики, Румынии, Болгарии, Венгрии, Албании, Монгольской Народной Республики направить в адрес Председателя Совета Безопасности и Генерального секретаря ООН телеграммы» в поддержку советской позиции. Эти телеграммы должны быть направлены в разное время, с тем, очевидно, чтобы не создавать впечатление скоординированной акции, и Политбюро определяло порядок направления телеграмм от упомянутых стран. Кроме того, Кремль давал указание Вышинскому и председателю Внешнеполитической комиссии ЦК партии В. Григоряну организовать обращение в ООН от политических, культурных, религиозных и иных общественных организаций разных стран с осуждением американской агрессии в Корее и «варварских бомбардировок» авиацией США мирного корейского населения[54].
Еще одной целью тактики Москвы в ООН после возвращения в Совет Безопасности было стремление внести раскол в ряды западной коалиции и посеять недоверие к ней со стороны нейтральных стран[55]. Сомнения в правильности позиции Вашингтона существовали среди западных союзников США и представителей таких нейтральных государств, как Индия и Швеция, с самого начала корейской кампании. Уже в период обсуждения первой резолюции по Корее 25 июня 1950 г. некоторые представители в ООН высказывали сомнения в отношении американских оценок конфликта и формулировок, предлагаемых американской администрацией. Как сообщал в Вашингтон Ч. Нойес, советник госдепартамента по делам ООН, ссылаясь на свои встречи и беседы с делегатами других стран, среди последних наблюдалось отрицательное отношение к использованию выражения «акт агрессии». «Существовали также значительные колебания по поводу вопроса, какая из сторон несет ответственность за вторжение», – докладывал американский дипломат[56]. Представители Норвегии и Египта, например, утверждали, что не обладают достаточной информацией, чтобы возлагать ответственность на одну из сторон. Более того, в унисон с мнением Москвы, они даже утверждали, что конфликт носит характер столкновения между самими корейцами и потому подпадает под квалификацию гражданской войны.
По мере развития конфликта и продолжающегося отступления войск западной коалиции перед лицом успешных действий северокорейской армии, росла также критика позиции США и по вопросу представительства Китая. Даже ближайшие союзники Вашингтона англичане были обеспокоены бескомпромиссностью администрации США в данном вопросе, что, по их мнению, вело к дальнейшему отчуждению КНР, которое могло закончиться открытым вовлечением этой страны в военные действия в Корее. В конце августа в своем докладе британскому правительству по вопросам политики Великобритании на Дальнем Востоке министр иностранных дел Соединенного Королевства Э. Бевин доказывал, что американская политика в отношении Китая лишена всякого смысла. По его мнению, такая позиция может нанести вред интересам Запада в регионе и привести к ухудшению отношений с местными режимами. Бевин ставил в известность своих коллег по правительству, что он уже информировал американскую сторону о том, что если на Генеральной Ассамблее или в Совете Безопасности ООН будет поставлен вопрос о приеме КНР в члены международной организации вне связи с войной в Корее, Великобритания поддержит положительное его решение