У перегородки, отделяющей закуток дежурного, стоял хорошо одетый человек. С неудовольствием оглянувшись, он узнал меня. И мне ничего не оставалось, как поздороваться с ним. Виктор Герасимович сменил на лице пару выражений: сначала промелькнула многозначительная усмешка, затем сменившаяся досадливой гримаской. Я, не желая вступать в ненужные объяснения, поспешил обратиться к дежурному:
– Ко мне в номер человек заглядывал, по виду цыган. Не похоже, чтобы с добрыми намерениями…
– В самом деле? – торопливо вступил Виктор Герасимович. – Стало быть, мне не померещилось… И к нам… ко мне… – смешался он. – Там дама одна осталась, не грозит ли ей какая опасность? – с преувеличенным, как мне показалось, участием обратился он к служителю за стойкой. Тот, привстав со своего сиденья в знак почтения к уважаемому постояльцу, ответил:
– Не извольте беспокоиться… Это, должно быть, Яшка-цыган, из ихнего, цыганского хора. Они на ярмарку наезжают кажный год, понятное дело, тут для них золотое дно, когда купцы расторгуются да кутить починают. Только, видать, проштрафился чем-нито этот Яшка, раз прогнали. Должно, у своих потырил, теперь шатается меж двор, ищет, где чего плохо лежит.
– У нас номер совсем низко, балкон прямо над землей, и дверь не затворена, – продолжил выражать благородную заботу о даме Виктор Герасимович, покосившись на меня.
– Не стоит волноваться, сударь, – вежливо ответил дежурный. – Побоится сунуться, у нас заведение приличное, никаких случаев отродясь не наблюдалось. Приглядим за порядком, – закончил он не совсем уверенно.
Кивнув на прощанье, мы с моим невольным попутчиком вышли из гостиницы с обязывающим названием «Версаль», и зашагали по тропке через рощу, густо зеленеющую молодой листвой.
– Не ожидал вас, признаться, встретить… – после минутного молчания проговорил Виктор Герасимович, перебрасывая из руки в руку небольшой, но добротный саквояж. – Могу я попросить вас об одной услуге? Да, а как вы-то здесь оказались? – он, наконец, перешел к тому игривому, фамильярному тону, который, вероятно принят в подобных обстоятельствах. – А!.. – догадался он. – Места в городе для ночлега больше не нашлось? Я-то, грешным делом, подумал было, что вы тоже о с в е ж и т ь с я надумали, – ввернул он гвардейское словечко. – Но… вы меня, как мужчина мужчину, поймете…
Он немного сбился, и уже другим тоном, серьезно и даже искательно, попросил:
– Профессору нашему, доброму старичку, не надо бы об этом знать, ву компренэ? Могу я взять с вас слово, что это приключение между нами останется? И честь дамы, так сказать…
– Уверяю, у вас нет причин для беспокойства. Вы едете в Москву? – сухо ответив, постарался я уйти от малоприятной темы.
– Да, и вынужден буду поторопиться. Мой поезд через двадцать минут, а ваш, на Петербург, позже, до него больше часа. Поэтому позвольте откланяться, – он прикоснулся к полям аккуратной светло-серой шляпы и ускорил шаг. Через пару минут его не стало видно в дымке молодой зелени.
Я остановился посреди сырой тропки, замерев, словно прислушиваясь к птичьему гомону, звеневшему на все лады. Потом повернулся и пошел обратно, все ускоряясь. Было удивительное состояние полной тишины в голове, доселе никогда не испытанное. Вернулся к гостинице я еще быстрее, чем мы с моим попутчиком от нее удалились. Тропка шла под уклон, и с нее казалось, будто вытянутое здание бывшего постоялого двора, а ныне номеров «Версаль», накрытое крашеной железной кровлей, придавлено подступающим лесистым холмом. Балкон был всего один, с приоткрытой дверью, в просвете которой лениво колыхалась белая кисейная занавеска.
