Модель количественной оценки уровня счастья - страница 3

Счастье, на протяжении всей истории человечества являлось объектом пристального внимания думающей части общества. Так или иначе вопросы счастья и благополучия жизни человека являлись одним из центральных мест рассмотрения во всех мировых глубинных духовных традициях.

В наиболее древней из дошедших до нас ведической традиции высшим благом и главным устремлением человека является состояние освобождения – мокша (сансакр.) – высшее, трансцендентное, не описываемое речью состояние, которое связано с освобождением от результатов прошедшей жизни, так называемой кармы. Это состояние характеризуется гармонией, успокоением, ощущением непрерывной спокойной радости. Именно это состояние и ассоциируется с понятием абсолютного счастья в индуистской и ведической традиции [91, c. 124—128]. То есть уже в древней Индии ближайшим коррелятом понятия счастья являлась свобода, причем не свобода в физическом смысле, а именно субъективная свобода – преодоление зависимости человека от кармы – прошлого опыта, как индивидуально полученного в текущей жизни и в предыдущих перерождениях, а также от родовой кармы – последствий действий предков и родственников.

Совершенно особое отношение к счастью формируется в буддийской философии. Счастье как удовлетворенность, наслаждение, достижение каких-либо значимых результатов и желаний, является ложным устремлением, так как само наличие этих устремлений, вне зависимости от их удовлетворения, приводит к появлению все больших и больших желаний. А стало быть само их наличие является ложным устремлением. В буддизме счастье воспринимается как чистое состояние ума, не связанное с объективными обстоятельствами, то есть, по сути, счастливым человека делают не те или иные формальные обстоятельства жизни и наслаждения или страдания, связанные с ними, а то насколько он в состоянии управлять своим умом и формировать необходимые паттерны восприятия. «Обуздание мысли, едва сдерживаемой, легковесной, спотыкающейся где попало, – благо. Обузданная мысль приводит к счастью» [16, c.30]. То есть в буддизме счастье – это скорее определенный навык, набор субъективных качеств личности, характеризующих степень развития духовных способностей практикующего. Что важно для дальнейшего рассмотрения, уже в раннем буддизме возникает двойственная трактовка счастья – с одной стороны, как сиюминутного состояния и с другой стороны счастья как определенной степени развития духовного опыта. Это двойственное понимание счастья в дальнейшем в европейской мысли будет рассматриваться как антитеза гедонистической и эвдемонической трактовки счастья.

Так Далай-Лама XIV говорит: «К счастью можно прийти двумя путями. Первый путь – внешний. Приобретая лучшее жилище, лучшую одежду, более приятных друзей, мы можем в той или иной степени обрести счастье и удовлетворение. Второй путь – это путь духовного развития, и он позволяет достичь счастья внутреннего. Однако эти два подхода не равноценны. Внешнее счастье без внутреннего не может длиться долго. Если жизнь рисуется вам в чёрных красках, если вашему сердцу чего-то недостает, вы не будете счастливы, какой бы роскошью себя ни окружили. Но если вы достигли внутреннего спокойствия, то можете обрести счастье даже в самых тяжелых условиях» [22, c.3].

Наиболее радикально идеи противопоставления подлинного счастья и удовлетворения материальных потребностей звучат в традиции китайского Даосизма. Так, например, Чжуан-цзы говорит: «Я не могу сказать, является ли то, что все называют „счастьем“, на самом деле счастьем или нет. Я знаю только одно: когда я наблюдаю за тем, как люди его добиваются, я вижу, как их несет в общем потоке человеческого стада, мрачных и одержимых, не способных остановиться или изменить направление своего движения. И все это время они утверждают, что еще немного – и они обретут это самое счастье. Мое мнение таково: вам не видать счастья до тех пор, пока вы не перестанете его домогаться» [72, c.37].