Ну, не люблю и все.
– Тогда прочти «Вешние воды» Тургенева, – сказал я, и Злата в ответ вздохнула:
– Это столько же всего нужно прочесть, для того, чтобы, всего-то навсего понять – что такое ревность?..
…Постепенно я привыкал к тому, что она вводила меня в свой мир, как ракету в космическое пространство, – постоянно бросало то в жар, то – в пустоту…
…Аппетит для такой худышки у нее оказался вполне взрослым; и это была еще одна маленькая неожиданность дня, который с неожиданностей и начался.
Но, даже орудуя вилкой, Злата не умолкала:
– Так, значит, вы меня все-таки рисовать станете?
– Конечно.
Что тебя удивляет?
– Ничего.
Я-то думала, что вы меня просто откроватить хотите.
– А что, по-твоему, значит – откроватить? – я решил перехватить инициативу.
И это перехват для меня заключался в том, что мне пришлось изображать человека, сумевшего принять не только слова, используемые ей, но и ее представления о жизни.
Но моих сил и моего жизненного опыта хватило только на одну ее фразу:
– Ну, это – замуж; только без штампа в паспорте.
Не знаю, до чего довел бы наш разговор, но на этот момент дальнейшие рассуждения девушки о замужестве нам пришлось приостановить, потому, что Злата отставила пустую чашку из-под кофе и констатировала наличие решительности:
– Я готова.
Что нужно делать? – И я не нашел ответа на ее вопрос.
Вот так, доживешь до седых волос, а так и не научишься говорить молодой женщине, знакомой меньше суток, что ей нужно раздеться.
Но, главное, я не знал, какими словами сказать молоденькой девушке о том, что модель раздевается не для мужчины, а для эпохи.
Вместо всего этого я просто сказал:
– Если тебе будет холодно, скажи. Я включу обогреватель. – И в ответ она внимательно посмотрела в мои глаза:
– Яснее не скажешь. – В этих словах Златы не было ничего от кротости: «Придется покориться», – но было очень много от призыва: «Вперед! В атаку!..»
…Я, конечно, ощущал деликатность ситуации и отвернулся, занявшись установкой холста на мольберте.
Это действие заняло у меня не больше минуты-двух, но, когда холст был установлен, я услышал голос Златы:
– Можете смотреть.
Я одета голой…
…Я посмотрел на нее.
Передо мной стояла обнаженная девушка, и ее кожа казалась такой тонкой, что сквозь нее была видна душа.
И душа эта была откровенной настолько, что я молчал.
А Злата, опустив глазки, сведя руки за спиной, едва заметно поводила плечами, ничего не пряча, словно говоря: «Вот… Это все, что у меня есть».
Удивительная вещь – эта девушка оказалась одновременно и тем, что я ждал, чем-то совсем иным.
Я собирался писать картину под названием «Замкнутое пространство», картину, в которой человека и мысли должно было быть поровну.
А передо мной стояла женщина, в которой было поровну человека и чувства.
И одного этого хватало на то, чтобы изменить свои планы.
Планы, вообще, необходимая творческому человеку вещь.
Только имеющий планы пусть не всегда узнает, что делал, но что он не сделал – может выяснить совершенно точно…
…В этой то ли девочке, то ли женщине было все, что могло помочь художнику, для того, чтобы писать картину.
Дело в том, что у каждой модели есть какие-нибудь именно модельные недостатки: то – недостаточно выделенная талия, то – не слишком ярко подчеркнутая линия бедер. И прочая, прочая, прочая.
И профессиональный художник кистью устраняет эти недостатки, которые и недостатками, собственно говоря, не являются.
