Мое бессовестное счастье - страница 3
– Просто попробуй, а вдруг втянешься.
В итоге мы договорились, что я возьму первокурсников и буду преподавать у них дважды в неделю – по средам и пятницам. Волновали ли меня студенты? Признаться честно, не очень. Но я никогда не забывал о роли декана в своей жизни.
После убийства отца я был совершенно раздавлен. Не появлялся на занятиях, завалил сессию. Мне грозило отчисление. И только Роман Игоревич хлопотал за меня – угрюмого, необщительного пацана самой бандитской наружности. Можно сказать, во многом благодаря ему я смог окончить МГИМО и стать тем, кем сейчас являюсь. А потому не имел права проигнорировать его просьбу.
Но сейчас, разглядывая скучающие лица своих учеников, всерьез молил небеса дать мне сил и терпения довести свой курс хотя бы до конца семестра. И при этом никого не прибить.
Алина.
Преподаватель? Да, но какой!
Жесткий – первое слово, которое приходило на ум. А второе – неприступный. Его словно окружала стена – невидимая, но ощутимая.
И еще серьезный, импозантный, красивый… Красивый?!
Несколько мгновений я беззастенчиво пялилась на преподавателя, не в силах отвести глаз. За кафедрой стоял высокий брюнет с идеально-выбритым лицом, стильной стрижкой и двумя черными вразлет бровями. На вид лет тридцать или около того. На нем темные джинсы, облегающий пуловер, ботинки с довольно толстой подошвой и дорогущие часы на запястье. И не единого намека на папаху и усы. А вот стать и разворот плеч, совсем как у горца.
Тем временем он задумчиво водил костяшками пальцев по губам. Почему-то стало нестерпимо душно. И дело было вовсе не в пальто, которое я не успела снять. А в его провокационных губах. Четко очерченные, по-мужски жесткие и все-таки чувственные. Убрав руку, мужчина собрал бумаги, сунул их в кожаный портфель и взялся за телефон.
Движения уверенные, четкие, без лишней суеты. От него веяло тем сдержанным спокойствием, присущим только очень сильным, уверенным в себе людям.
В какой-то момент он повернул голову в мою сторону и вперился пристальным «что-ты-здесь-забыла» взглядом. Меня накрыло жуткое смущение. Глаза у него оказались угольно-черными, в них таилась бездонная тьма, запретная, манящая. Черт! Я словно в омут заглянула и едва не потеряла равновесие.
Напомнив себе о цели визита, я бойко двинулась к нему.
– Добрый день, Багратион Давидович, я к вам…
– Напомните свою фамилию? – от глубокого, низкого голоса по спине вдруг врассыпную хлынули мурашки.
– Воскресенская. Так вот…
Он что-то быстро набрал в ноутбуке и перебил, не дав мне договорить.
– Я уже вам все сказал. Эссе откровенно слабое. Потрудитесь изучить хотя бы материалы в сети. А еще лучше сходите в библиотеку.
– Кто-то до сих пор туда ходит? – искренне изумилась я.
– Как раз и проверите. – вкрадчиво кинул преподаватель. – На этом все.
Резко хлопнув крышкой, но сунул гаджет в портфель и быстрым шагом направился прочь. Весь такой занятой, деловой и до безобразия важный. Меня же начало душить негодование.
– Да, постойте же! Верно дочь сказала, с вами невозможно договориться!
Он притормозил и медленно обернулся, пригвоздив меня тяжелым, нечитаемым взглядом.
– Дочь?
– Да, София Воскресенская – моя дочь.
– Это розыгрыш?
– Нет…
Он многозначительно посмотрел на пропуск, которую я нервно теребила в руках. Пришлось, признаться в нашей маленькой диверсии.
– Мы с ней немного похожи, поэтому меня и пропустили.