Моё чудовище - страница 10

— Ты правда на улице живёшь? — спросил Дымов.

— Не, — перестав просто так хомячить ветчину с колбасой и теперь сооружая бутерброд из всего для этого подходящего, возразила она. — Сейчас у знакомой. Но у неё однушка и к ней парень приходит.

— А раньше?

— А раньше с бабушкой, — доложила Бэлла, ни на мгновение не отрываясь от еды. — Но она меня выгнала.

— Как это?

Дымов знал, что так случается, но почему-то с трудом верилось. У него же тоже родители были не сахар, но, по крайней мере по-настоящему, а не на словах типа «Сгинь с глаз долой», из дома его не выставляли. Он сам ушёл.

— Сказала, что уже устала, что больше сил её нет и терпеть она не собирается. И не пустит, если я за ум не возьмусь и не изменюсь, — бесстрастно выложила Бэлла, вывела с обиженным негодованием: — А я, чего, унижаться перед ней должна? Я и сама к ней больше не пойду.

— Так и будешь по подругам таскаться? — насмешливо предположил Дымов. — Пока не закончатся. А измениться совсем не вариант?

Бэлла дожевала очередной кусь от своего супербутерброда, запила его кофе и всё с теми же обиженно-негодующими интонациями произнесла:

— Так я пробовала. Не получается.

Да кому она рассказывает? Просто не очень-то и хотелось. Потому что сложно. Потому что катиться по однажды проложенной дорожке дальше, жалуясь, что дело не во мне, а в обстоятельствах, гораздо легче и почти не требует затрат и усилий.

— И бабушку ничуть не жалко?

— Жалко, конечно, — раскаянно призналась Бэлла. — Если б не она, я бы в детдоме осталась. — И тут же оправдалась: — Но я ж сказала. Пробовала — не получается. А так бы я, наверное, хотела. Ну-у, измениться.

— Врёшь, — засомневался Дымов.

— Да правда! — возмущённо воскликнула Бэлла, и он предложил:

— Ну так и возвращайся тогда домой. Попросишь у бабушки прощения.

— Я? — она вытаращилась изумлённо. — Я-то почему?

— А-а, понял, — сочувственно протянул Дымов, повёл рукой. — Так ты ждёшь, когда бабушка тебя сама искать начнёт. Прибежит, пообещает: «Внученька, я тебе больше слова против не скажу, только возвращайся». Вот тогда ты и вернёшься и опять с чистой совестью дурака валять будешь. Да?

— Нет! — выкрикнула Бэлла сердито, с грохотом поставила на стол чашку кофе, а может даже специально ею стукнула, потом судорожно втянула воздух, повторила уже гораздо тише чуть дрогнувшим голосом: — Нет.

Дымов тоже отодвинул свою чашку, только без лишних шумовых эффектов.

— Так, ладно. Доедай давай, — распорядился, — и отвезу тебя домой.

Но Бэлла только насупилась сильнее, заявила:

— Я не поеду.

— Прекрати уже.

— Я сказала, не поеду, — убеждённо повторила она, точнее, опять выкрикнула. — И доедать не буду. — Матюгнувшись, подскочила со стула. — Я…

Она метнула быстрый взгляд в сторону выхода, но шагнуть в его сторону так и не успела.

— Стоять! — рявкнул Дымов, приказал: — А ну сядь на место. Быстро.

Всё-таки с людьми он умел, со всякими, иначе ничего и не добился бы. И с командой разозлённых работяг приходилось справляться, и слушались, даже те, кто старше. А тут всего лишь девчонка-малолетка, едва повзрослевший ребёнок. Так что на неё тоже подействовало — даже хорохориться как обычно не стала, угрожать, материться, размахивать кулаками.

Растерянно моргнула, плюхнулась опять на стул. Не то, чтобы испугалась, скорее где-то на подсознательном уровне признала его авторитет, или даже доверилась.

Ну реально же деточка, которой и на самом деле хочется быть правильной, нежной и маленькой, слушаться маму. Ну, то есть бабушку. И чтобы та в ответ любила, гордилась и радовалась. Поэтому Дымов и не стал больше орать, громко выдохнул, окончательно решаясь, произнёс: