И почему я его не сняла, когда твёрдо решила прекратить всякое наблюдение?
Я стою у окна, наблюдая за резвящимися на детской площадке детьми, когда доносящийся из ванной шум воды обрывается. Оборачиваюсь, начиная нервничать сильней, и через минуту вижу вышедшего в коридор заметно посвежевшего Рому. Отмечаю, что он забавно смотрится в моём халате, а также то, что он не запахнут плотно, и в вырезе видна грудь. Я догадывалась о том, что у него шикарное тело, теперь и убедилась наглядно. Бедные мои нервы...
Заставляю себя поднять глаза на его лицо и встречаюсь с лукавым взглядом карих глаз. Рома, направляясь ко мне, криво улыбается и довольно выдыхает:
— Как же круто вновь чувствовать себя человеком.
— То ли ещё будет! — нервно усмехаюсь я, указывая на накрытый стол. — Приятного аппетита!
Рома замирает в метре от меня и долго смотрит мне в глаза нечитаемым взглядом, и я начинаю чувствовать, как к лицу приливает кровь.
— Судя по звуку, с машинкой ты справился, — говорю я, чтобы хоть как-то прервать эту напряжённую тишину.
— Я пока не понимаю, зачем тебе всё это, мышка, — сужает он глаза, а затем наконец садится за стол. — Но спасибо.
— Считаешь, что человек не может быть просто добрым?
— Считаю, что у всякого поступка есть свой умысел. И я обязательно разгадаю твой.
Звучит пугающе. Учитывая, что некоторый умысел у меня всё же есть...
— Ну... попробовать можешь, — нервно жму плечами, за улыбкой пряча смущение.
— Думаешь, не справлюсь? — вновь сужает он глаза, подхватывая ложку.
— Сметаны? — улыбаюсь я, уходя от ответа, и двигаю баночку по столешнице ближе к нему.
Рома усмехается и наконец приступает к еде.
А я делаю себе чай и отхожу к окну, украдкой поглядывая на него. Я обещала не задавать вопросов, но внутри всё так и зудит узнать, что у него случилось. А ещё мне необходимо придумать объяснение своей «слежке», которое не звучало бы слишком жалко. Хочется быть в его глазах не чокнутой, а нормальной. Такой, которая сможет ему понравится...
— Твоя мама отлично готовит, — хвалит Рома, переключаясь на котлеты и лукаво улыбается: — Передашь от меня спасибо?
— Обязательно, — серьёзно киваю я, понимая, что это проверка. — А твоя мама не будет ревновать из-за того, что ты хвалишь чужую?
На лицо Ромы находит тень, и я пугаюсь, ища в своих словах что-то не то.
— Не будет, — коротко отвечает он и надолго замолкает, орудуя вилкой.
Проклятье. Дурацкий длинный язык. Но что я не так сказала?
— Прости... — произношу тихо, через несколько минут.
Рома чуть хмурится и смотрит на меня:
— За что ты извиняешься, мышка? Грубым-то был я.
— Ну... Я не хотела тебя расстраивать...
— Ты меня не расстроила. Так что, проехали. Что там по поводу попробовать объяснить своё странное поведение?
Ну вот, случилось.
— Это точно необходимо? — предпринимаю заведомо провальную попытку уйти от этой скользкой темы, подхватывая пустые тарелки, чтобы отправить их в посудомойку.
— Я ведь думал, что ошибался. Думал, зеркало мне почудилось. Что это? Социальный эксперимент? Как ведут себя приматы в природе?
— Что? — удивляюсь я, развернувшись к нему лицом. — Нет. Просто я...
— Просто ты... — смотрит он выжидательно, заставляя меня краснеть.
— Мне нравилось, — выдыхаю глухо, опустив глаза в пол, — наблюдать за тем, как вы проводите время. У вас очень весело. И вы классно поёте песни под гитару.
