1.
У больничных палат на нагретый подсолнечный склон
Из надувшихся почек весна хлорофиллом плеснула,
Перебив хлороформа унылый казённый канон,
Оживив на прогулке твои пожелтевшие скулы.
Здесь негромки часы. В них по тихому часу печаль.
Умирать, засыпая – почти засыпать, умирая.
Посмеёшься невольно над тем, что когда-то мечтал,
Вместе с Богом присев на завалинке вечного рая.
Для того и мечты, чтоб когда-то отречься от них,
И сквозь все наслоения главные вызнать приметы
Неудавшейся жизни, единый билет для двоих
Выдававшей на кассе до Стикса, и дальше – до Леты.
Ты себя проводил, провожая в бессмертье друзей.
Ты уже попрощался на тризнах и в письмах с собою.
Отчего же весна неизбывностью светлой своей
Возвращает тебя, словно после контузии, к бою?
Ты берёшься опять за забытое в спешке перо.
Хороша остановка, когда в ней – пути перемена.
Этот тост – за болезнь. Выздоравливать вредно порой.
В абсолютном здоровье былое туманно и немо.
Лишь на грани рассудка, в бездонную высь заглянув,
И на нервную почву свою опрокинувшись навзничь,
Как младенца в корыте, свою искупаешь вину,
И приемлешь, что есть, понимая: иного не надо.
2.
У бессонниц своя, параллельная с жизнью, забота.
Кто пытался уснуть, осознал бесполезность попытки.
Как уснувший богат! Для блаженства нужна ль позолота?
Нежеланнее сна – золотые вещицы и слитки.
Что скопил, что сберёг – самому в этот час бесполезно.
Перед Вечностью вставшим себя ощущаешь средь ночи.
