– Просто мы живём ближе к природе, земле, а она не обманывает, как ваши учебники.
– С чего ты взял, что наши учебники врут?
– Они не врут, они заблуждаются или отстают. Это единственные книги, которые будут переписываться и дополняться всегда, в зависимости от каких-то обстоятельств. В отличие от художественных книг, которые пишутся один раз и сразу на всю жизнь. Поэтому на вашем месте я бы верил художественной книге больше, чем учебнику. Книга, у которой ни отнять, ни добавить, вот настоящий учебник.
– Хорошо, тогда, как говорит мой папа, у меня сразу два вопроса. Первый… Папа!!!
Поэ побледнела, и у неё перед глазами пронеслось всё, что было до этого.
Глухой выстрел. Папа падает на колени. Они тащат его глубже в лес. Ружьё и ладонь с патроном раскатисто хлопают друг о друга. Мог Амадей трясёт растопыренными пальцами и курлычет. Маляр разводит грязь. Шквал гудит и рвёт землю. Кровавое пятно, быстро надвигаясь, жёстко шмякает по лицу Поэ, и наступает тьма…
– Где папа?! – кричала Поэ, озираясь.
– С человеком Что Это Было всё в порядке. Будет всё в порядке.
– Где, где он?!
– Это рядом, с другой стороны священного дерева.
Поэ кинулась за дерево, мог Амадей поспешил за ней.
Ствол дерева в обхвате был очень широким, кора испещрена глубокими бороздами, а толстые извилистые корни расходились на десятки метров вокруг. С другой стороны дерева в особенно толстом корне образовалась выемка на манер ванны. В ней лежал папа.
Ванна была наполнена той же смолисто-молочной жидкостью. И папа был покрыт ею почти полностью. Над поверхностью смеси выступало только бледное уставшее лицо, на котором отпечаталась боль. Поэ присела рядом и пристально вгляделась в папино лицо. Слабое дыхание разгоняло смесь рябью. Он дышал!
– Я так испугалась, у меня ведь больше никого нет, – жалобно сказала Поэ.
– И мамы нет? – деликатным тоном спросил мог Амадей.
– Я маму даже не помню, она умерла, когда я появилась на свет. А папа почему-то спрятал от меня все фотографии с ней. Говорил, что сжёг, чтобы не делать себе всю жизнь больно. Может, и правда, сжёг…
Они помолчали. Потом Поэ озабоченно затараторила:
– А как долго он здесь пробудет? И когда придёт в себя? Он будет полностью здоров?
Мог Амадей даже чуть спокойнее, чем обычно, чтобы повлиять на волнение Поэ, ответил:
– Это решает Мать-могиня. Я уверен только в одном, если человек Что Это Было жив и он здесь, то он обязательно когда-нибудь встанет. Просто нужно подождать.
– Я так не хочу ждать, я так хочу поскорее!
– Я понимаю.
На поверхности жидкости в ванне надулся пузырь, потом оторвался и взлетел. Ветер подхватил его и понёс куда-то вдаль. Пузырь летел и радужно переливался. А на поверхности один за другим стали надуваться и взлетать другие пузыри. Целой эскадрильей они улетали прочь.
– Что это? – удивилась Поэ.
– Это смерть. Рана была серьёзная, смертельная. И организм мог и не справиться, не выдержать натиска смерти. И Мать-могиня, видимо, решила не концентрировать болезни вместе с действием раны, и стала дробить смерть и выводить её частями из тела. Пузыри – это части смерти. Ветер их уносит подальше от тела. Но там, где пузыри лопнут и прольются каплями на землю, никому никакого вреда не будет, потому что это была смерть, предназначенная конкретно для твоего папы, для человека Что Это Было. Правда, м-м, если пузырь всё-таки лопнет над тем человеком, кому была назначена смерть, и капнет на него, то…
