– Ну что? – спросил начальник транзитной зоны. – Дальше, на Кума-Кума?
– Нет. Я возвращаюсь на Землю.
* * *
Перед вылетом он посетил площадь перед Центром занятости. Там всё было по-прежнему: те же люди сидели и лежали на своих местах. Кто-то исчез, кто-то появился новый, но в целом тот же контингент.
Он принёс им деньги, довольно много денег. Конечно, он знал, на что они их потратят – на жидкость для промывки двигателей кораблей. Но предложи он им сделать с этими деньгами что-нибудь другое, они бы его не поняли. А возможно, и побили бы.
– Держи, – протянул он свёрток Церере. – Это на всех. А я улетаю.
– Старый, это ты что ли? – прохрипел тот со смехом. – Тебя не узнать!
Они постояли молча, глядя на звёздное небо.
– Ну что, рады за тебя! Бывай, – Церера крепко хлопнул его по плечу.
Тут и другие подошли прощаться. Говорили, чтобы помнил Плутон. Иван Андреевич обещал, что не забудет.
Когда он со всеми попрощался и пошёл по площади к космопорту, его догнал Церера.
– Такое дело… Это мы тебя тогда грабанули. Ты не обижайся, ладно?
– Что было, то было.
– Вот, собрали в дорогу, – Церера протянул ему коробку с сушёными фекалиями Центромидона и обёрточной бумагой. – Покуришь.
Это было кстати – за время, проведённое на Плутоне, Иван Андреевич пристрастился к курению.
* * *
– Привет, Иван! – Семён Иолактович встал и пожал ему руку. – Рад, что ты вернулся. Твоя ставка как раз свободна.
Он помолодел ещё на пару лет.
– Неужели никого не нашёл за такое время? – удивился Иван Андреевич.
– Нашёл. Но сотрудник не стойкий оказался – быстро наступило профессиональное выгорание. Кстати, как тебе на Плутоне? Что на Кума-Кума не долетел?
Иван Андреевич посмотрел в глаза начальнику, но подвоха не заметил.
– На Плутоне нормально, – ответил он. – Завёл определённые связи.
– Понятно… Слушай, а чем это от тебя пахнет? – Семён Иолактович покрутил пальцами в воздухе.
– Да это… Это так. Привычку приобрёл дурную.
– Мда… Я тоже был на Плутоне… Долго. Лет тридцать.
– Да?! Что ты там делал?
– Занимался самосозерцанием. Впрочем, давно это было. Даже не уверен, что в этой жизни, а не в какой-нибудь другой… Ладно. Когда приступить сможешь?
– Хоть сейчас.
– Ну, сейчас не надо… Давай, отдохни месяцок. Думаю, тебе нужно!
– Окей. Я тогда пошёл?
– Иди.
Иван Андреевич направился к двери.
– А, вот ещё, кстати, – вдогонку сказал Семён Иолактович. – Хочу тебя повысить. Будешь моим замом?
* * *
– Ты называл меня старухой!
– Нет, не было этого.
– Было!
– Нет!
– Да!
– Ну извини.
– Ага! Ты значит сознаёшься, что считаешь меня старухой?
Она упала перед ним на ковёр и стала рыдать. Он молчал.
– Ты что так глубоко вздыхаешь? – всхлипывая, спросила она.
– Всё в порядке.
– Нет, как-то подозрительно ты сейчас вздохнул! Думаешь, я долбанутая? Знаешь, через что я прошла, пока тебя не было?
– Не знаю… Слушай, а выходи за меня замуж?
– А жить на что?
– Меня взяли обратно на работу.
– Лубезяро торопо?
– А куда ещё?
– Ясно. – Она поднялась и вытерла глаза тыльной стороной ладони. – Будешь кофе?
* * *
Лариса спала плохо и беспокойно – да и назовёшь ли это сном? На маленькой тахте, накрытой то ли простынёй, то ли тонкой тряпицей, женщина полусидела-полулежала на подушках в предчувствии, что скоро придётся открыть глаза. Первым просыпался маленький Антошка.
«Баба», – звал он сначала тихо, потом требовательно. Лариса поднималась, пытаясь нащупать тапки в темноте, находила одну и хромала до деревянной кроватки, вынимала внука, прижимала его, полусонного, тёплого и тяжёлого, к груди. Она любила эти минуты. Весь дом ещё спал. В соседней комнате нервно ворочался муж. Он работал допоздна, утром уходил в университет читать лекции. Муж злился, когда его отвлекали. Заглядывая в его комнату, Лариса отмечала, что он всё ещё красив. Высокий, седой, он нравился всем, даже своим студенткам. В нём были именно те благородство и красота дореволюционного учителя, о которых Лариса читала в книгах. Давно, когда сама была его студенткой. О красоте мужа она думала с гордостью. Лариса подходила с Антошкой к длинному зеркалу в коридоре. «Купить бы новый халат», – она разглядывала с ног до головы усталую женщину, которую иногда даже не узнавала. Лариса была младше мужа на восемнадцать лет. Выглядели они ровесниками.
