– Какое облегчение – на один день отвлечься от бумажной работы.
Я знаю, что нужно проявить дружелюбие, прежде чем перейти к делу, но я не могу удержаться и спрашиваю прямо:
– Так что, Сэмми, ну, подходящая кандидатура?
Она подмигивает мне.
– Что ж, я еще не могу сообщить тебе никаких деталей, но инструкции оставляют нам достаточно свободы действий.
– Спасибо вам за все, что вы делаете. Для нас нет ничего важнее.
Я ожидаю, что мы направимся наружу, к куполам вольеров, где обычно играют шимпанзе, но доктор Стернфилд останавливается у лифта. На нем нет никаких надписей, а чтобы им воспользоваться нужен ключ. Мы спускаемся на два этажа, а потом идем по извилистому коридору к зоне, которую я еще не посещала. Кондиционеры здесь работают на полную. Когда мы подходим к тяжелой двери, доктор Стернфилд поворачивается глазом к сканеру сетчатки и вводит код на клавиатуре. Я еще ни разу не видела лабораторию, защищенную настолько хорошо.
За дверью оказывается комната, залитая светом полного спектра, но меня пробирает дрожь от страха замкнутого пространства. Здесь даже холоднее, чем в коридоре, а пахнет будто дезинфицирующим спиртовым раствором.
Мы проходим вдоль клеток и приближаемся к одной, на которой написано «Руби». Она – мой любимчик, и Штеффи, присматривавшая за ней, давала мне покормить обезьяну, когда та была еще детенышем. Хотя Руби должна была привыкнуть к людям, она все еще прячется, если голоса вокруг становятся слишком громкими. Могу ее понять.
Мы останавливаемся у ее клетки. Руби торопливо подходит к решетке и высовывает свою узловатую руку, будто хочет, чтобы мы пожали ее. Впервые такое вижу. Доктор Стернфилд усмехается и похлопывает ее по длинным пальцам. Руби крутится перед нами, будто позируя для фото, и я готова поклясться, что она улыбается.
Доктор Стернфилд наклоняется ко мне и шепотом, хотя рядом больше никого нет, произносит:
– Харизма.
– Она ей определенно присуща. Но как вы выдрессировали ее?
Она чешет макушку Руби.
– Выдрессировала? Думаю, ты не понимаешь. Я дала ей средство, о котором тебе говорила – для коммуникабельности. «Харизма», или CZ88, если ты предпочитаешь официальное наименование.
Кровь приливает к голове так быстро, что я едва удерживаюсь на ногах.
– Что? У вас уже есть метод лечения? Я думала, вы только ведете исследования.
Её глаза блестят.
– Ну, мне нужно быть осторожной насчет того, что и кому я говорю. Но интуиция подсказывает, что тебе, Эйслин, можно доверять. Как бы там ни было, я начала работать над этим еще студенткой, когда изучала медицину. Шимпанзе – второе тестирование на млекопитающих. В первой группе были крысы, очаровательнее которых ты вряд ли встретишь.
Сердце все громче колотится в моей груди.
– Ух ты. Ух ты.
Я позволяю Руби взять меня за руку, просунутую между прутьями решетки.
– Она такая дружелюбная. На скольких шимпанзе вы уже это проверили?
– На пяти. Иногда тут целая компания приматов собирается.
– Держу пари, Штеффи это нравится.
Глаза доктора Стернфилд на мгновение вспыхивают, а потом она улыбается:
– Ага, она этим наслаждается.
Я наблюдаю за Руби, которая, кажется, танцует.
– Кажется, она действительно счастлива. Вы можете это измерить?
Доктор Стернфилд поджимает губы.
– У людей это измеряется лишь субъективно, а о животных и говорить нечего. Но мы можем измерить стресс. А уровень норэпинефрина, кортизола и адреналина у Руби значительно снизился.
