Смотрел он на меня тоже как-то странно. Вроде не агрессивно, не враждебно – значит, остыл после вчерашнего, – но как-то насторожено, серьезно, обеспокоенно. Может, знал про заявление? Стало не по себе. И ощущение, что я – обезьяна с гранатой, усилилось.
Пашка явно был не в форме. Не орал, мотивирующие речи не толкал. И вроде даже пришел не подготовленным к своему любимому мероприятию – раздаче заданий и требованию результатов. Руководители по очереди отчитывались о прошедшей неделе, а Славин рассеянно кивал, разглядывая бумаги перед собой и будто даже не слушая докладчиков.
Странное поведение босса заметила не только я. Мы с коллегами обеспокоенно переглядывались, не понимая, что происходит, как сказала Марина, с папкой. «Честное слово, лучше бы орал как обычно», – читалось у многих во взглядах. Сергей Петрович напротив меня принялся утирать пот со лба: гнетущая обстановка скосила его первым. Потом Оля из бухгалтерии нервно схватилась за бутылку с водой. Марина принялась писать мне сообщения: «Что ты сделала с нашим боссом? Верни его обратно».
Когда я взяла речь, Паша поднял на меня взгляд, но выслушал тоже молча, ничего не комментируя, из-за чего я решилась на небывалую дерзость:
– Также на этой неделе планируем заняться распродажей имущества «Омеру», – произнесла в конце название нашего главного конкурента. Все коллеги с ужасом воззрились на меня, и смертницей я начала себя чувствовать отчетливее.
– Хорошо, Юлия Валерьевна. Доложите потом о результатах, – кивнул босс, отводя взгляд с моей шеи обратно на бумаги.
Сергей Петрович вскочил с места и поспешно раскрыл окно. Да, согласна, мне тоже не помешает освежиться. Мне босс только что разрешил распродавать по частям «Строймир» и попросил еще отчитаться о результатах? Дяди Демида на его больную голову не хватает!
Бросать гранату в Славина в таких условиях было страшно вдвойне, но я решила, что если не сделаю этого сейчас, то не сделаю никогда.
Стоило совещанию закончиться, как я окликнула Пашу и попросила задержаться для решения важного вопроса. Он остановился, я подошла ближе, и мы застыли друг перед другом, дожидаясь, когда коллеги выйдут. Вблизи он выглядел все так же странно, как и издалека.
Меня ударили по спине, я повалилась вперед. Пашка встрепенулся, выходя из своего странного оцепенения, и проворно поймал меня. А под ноги нам упал мой ежедневник вместе с Мариной.
– Ой, извини, Юль, туфля новая слетела, – шипя от боли при падении, сказала женщина, садясь и демонстрируя мне свою потерянную обувь.
– Не убилась хоть? – поинтересовалась я, выбираясь из объятий Славина и помогая приятельнице подняться.
– Да нет, жива, – ответила она, проворно подскакивая на ноги с моим ежедневником в руках. У меня на глазах она вытащила из него лист бумаги и с невероятной наглостью вернула мне. – Извини еще раз. Я побежала.
И с одной туфлей в руке, со второй – на ноге поскакала к выходу, размахивая моим заявлением на увольнение.
– Марина! – возмутилась я. Она остановилась на пороге, нацепила вторую туфлю на босую ногу и стартанула прочь из зала совещаний, оставив меня со Славиным наедине.
Перевела взгляд на Пашу, который все это время разглядывал меня.
– Злишься из-за вчерашнего? – первым заговорил он.
– Нет, не злюсь. Смысл на тебя злиться, если ты и сам уже через пять минут после криков и визгов понимаешь, что был не прав и бежишь извиняться?
