Мои драгоценные дни - страница 31

– Это мама прислала сало, – решил он. – Купим на гонорар десяток яиц и – за салом!

В предвкушении яичницы на сале дома раскрыли посылку: она была доверху наполнена аккуратно обернутыми в исписанные листки из школьных тетрадок целехонькими яйцами… Сюжет – почти по О`Генри.

Винокуров не производил впечатления человека, способного к обустройству быта. Привыкший к частым изданиям и большим тиражам книг, Таниной заботе, лауреат Госпремии, он мужественно переносил все испытания, связанные с ведением немудрёного домашнего хозяйства, с добычей пропитания, с одиночеством.

Известие о его смерти прозвучало неожиданно. Прощались с ним морозным ясным январским днем 1993-го.

И разве важно, когда это произошло – зимой или летом? Главное – прошла жизнь Поэта.

Он ушёл в своё далеко, оставив дома, теперь уже навсегда, «котомку, посох и багряный плащ».

Поэт должен быть счастливым.

Да только ли поэт…

В марте снег блестит и посверкивает прощальной праздничностью зимы. Мы идём с Юлей вдоль писательских дач в Пахре и, поравнявшись с загородным владением Юрия Бондарева, тогда уже не столько прозаика, сколько чиновника от литературы, она иронично усмехается: «Знаешь, как называл его Алексей Яковлевич? Бондов. От Джеймса Бонда».

Это для Юли естественно: о чем бы она ни говорила, в разговор обязательно вплетается имя Каплера. Он всегда рядом с ней, всегда живой – даже после своей смерти.

Мы входим в калитку и останавливаемся возле крыльца. Юля торопливо пытается втолкнуть в замочную скважину то один, то другой, то третий ключ. «До сих пор путаюсь в них. После Алексея Яковлевича я, наверное, целый год не могла разобраться в замка́х – ключи всегда были у него».

У него были не только ключи от жилья: житейские хлопоты, обустройство и поддержание быта, гостевые контакты, наконец, трудно доставаемые лекарства от её бессонниц и депрессий – всё это держал под контролем он, за всё брал на себя ответственность. Дома даже хранился немалый запас продуктов на случай непредвиденных обстоятельств, благодаря которому Юля, оставшись без него, не знала хлопот с очередями вплоть до конца 80-х. Потому пустые прилавки 89–90-го годов и длиннющие многочасовые очереди за самым необходимым заставили её содрогнуться: стоять в очередях она за многие годы отвыкла, они пугали её, готовить только для себя казалось бессмысленным, не лежала душа к уборке, стирке, а работниц, которых созывал Каплер, она удерживать не стала, и они исчезли с его уходом. К тому же квартира и дача нуждались в основательном ремонте. Состояние Юли было близким к отчаянию.

Но в тот мартовский день Юля натирает солью и сливочным маслом куриную тушку и сует в духовку; заметив, что я наблюдаю за её движениями, улыбается – слегка застенчиво, словно извиняясь: «Я вообще-то быстро готовлю. Это, наверное, от бога. Алексей Яковлевич мог позвонить откуда угодно и сказать, что везёт гостей. Одно время это было часто…».