- А что, ты не хочешь? - шепчу в ответ. И замираю, жду.
- Не планировал пока, - признается он. - Я знаешь, как хотел? - тянет мечтательно. - Друг для друга сначала пожить. По миру полетать, где еще не был. А года через три уже можно.
- Ага.
Три года мой ребенок ждать точно не будет. Когда ему родиться можно, когда Яр разрешит.
Распорядился.
- Так у нас два праздника, получается? - за столом громко спрашивает Артем, и я роняю яблоко.
- Я на свободе, и вы себя адвокатами почувствовали? - усмехается Яр и выключает воду. Не дает мне выскользнуть, открывает шкаф над моей головой и достает глубокое блюдо. - Садись за стол, - шепнув, подталкивает меня. - Сок принесу.
- Ты на свободе, и станешь отцом, - продолжает Артем. Ловит мой настороженный взгляд. И щурится, оценивает с ног до головы. - Да, Яр, неожиданно. Или не Яр? - он хмыкает, подбородком показывает на Сергея.
- Что за тема идиотская, - Сергей оглядывается. Смотрит на меня, и на лице написано - мечтает, чтобы я убралась. - Терпеть не могу детей, - говорит. - Ева, кофе мне сделай, башка что-то трещит.
- Серый, руки-ноги есть, сделай сам, - за меня отвечает Яр и подходит с высоким запотевшим стаканом с апельсиновым соком. - Ева, садись, расслабься. Здесь все свои.
Неуверенно присаживаюсь на стул.
А хочется сбежать, эти аспиранты вот-вот мой секрет разболтают. Они и так два раза намекнули, осталось лишь в лоб вывалить: "ваша Ева беременна".
Бросаю презрительный взгляд на Сергея.
Детей он ненавидит.
Ему никто и не предлагает, пусть к невесте своей проваливает.
- Я сейчас, - шмыгнув носом, подскакиваю на ноги. Пытаюсь сдерживаться и не могу, топая бегу по коридору и влетаю в ванную.
Я на волоске висну над пропастью, меня сейчас сдадут. Смотрю на бледное отражение в зеркале и приказываю себе, я должна сама все сказать.
Первой этой сделать.
Просто выйти из ванной и сказать.
Да.
Решительно открываю дверь.
И налетаю на мрачного Сергея. Стоит на дороге, небрежным жестом поправляет запонку на рукаве. На меня не смотрит и цедит:
- Ева, тебе домой пора, не надо здесь рассиживаться.
Пораженно качаю головой.
Меня выставляют?
- Это не твоя квартира.
- Моего друга, - подтверждает он, поднимает взгляд. - На которого ты забила, пока он суда ждал. Шлялась три месяца неизвестно где. С этим быком Богданом. За какие заслуги он за тебя так печется?
- Ты на что намекаешь?
- Прямо говорю. Что объедки за ним подбирать не буду.
- Объедки? - от возмущения задыхаюсь. Шагаю на него и ладони горят, так хочется врезать по его невозмутимой морде, как ему только в голову подобная грязь пришла, Богдан словно с дочерью со мной. - Что же ты тогда в кровать ко мне сегодня залез? - губы дрожат, и по телу дрожь несется от воспоминаний, как они оба брали меня полчаса назад, грубо и сладко. - За объедками побежал, Сережа, аж трясся весь, так хотел! - повышаю голос.
Он сдавливает мой подбородок, задирает лицо к себе, заставляя на носочки встать. Губами влажно впечатывается в мои и отстраняется, смотрит в глаза.
Взгляд потемневший, плывет. Голос хриплый, он говорит:
- Трахнуть раз-другой можно. Это другое.
- Челюсть тебе раз-другой сломать можно, - с силой отталкиваю его.
- Домой иди, - он, словно надзиратель, шагает за мной в коридор.
На кухне раскатисто смеются, я обуваюсь.
Сергей подходит к двери и щелкает замками, распахивает створку и молча отступает, давая мне дорогу.
