Читать онлайн Галина Сафонова-Пирус - Мои предки крестьяне

Дизайнер обложки Мария Алексеевна Каченовская

© Галина Галина Сафонова-Пирус, 2021

© Мария Алексеевна Каченовская, дизайн обложки, 2021

ISBN 978-5-0053-4580-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

Несколько лет, наездами в родной Карачев1, записывала в тетрадь, а иногда и на репортёрский магнитофон, который, будучи режиссером ТВ, иногда брала на работе, короткие рассказики мамы о жизни. И делала это просто так, для своих детей, но потом подумалось: а не «сшить» ли из этих эпизодов «лоскутное одеяло», которое послужит не только моим детям, но и тем, кто захочет узнать о том, как жилось простому человеку при социализме? Ведь маме «повезло» быть ровесницей этого периода жизни России (1903—1994). Конечно, из этих «лоскутков» могла бы своими словами написать повесть о жизни матери, но всё же решила: надо сохранить местный выговор, слова, произносимые зачастую «не литературно», ибо как раз это и придаст своеобразную, нужную интонацию тексту. И спустя несколько лет появится книга под названием «Ведьма из Карачева», в которой, кроме жизни рассказчицы, раскроется панорама жизни простого человека России в 20 веке. По этой же повести напишу и эту книгу, в которой, (опять же по рассказам мамы) составится жизнь моих предков, так что, если читатель встретит повторы некоторых эпизодов, то лишь потому, что у меня не поднялась рука их выбросить, – рассказ о жизни того или иного персонажа оказался бы не полным.

А были мои предки как по материнской, так и по отцовской линии крестьянами и не крепостными, а государственными или экономическими, – из бывших монастырских и церковных крестьян, – и земля, на которой работали, считалась государственной.

Читаю копии из областного Архива: «1772 г. Ревизская сказка2экономических крестьян слободы3 Рясника. Иван Сергеев сын, переведен из д. Байковой того же ведомства. У него жена Устинья. Взята из слободки Рясника, написанной в последней 3-й ревизии. У них дочь, рожденная после ревизии Настасья полугодка…»

И то имена моих предков по отцовской линии. Так кем же были экономические крестьяне того времени? Но вначале узнаю: как и с какого времени стал складываться класс крестьян, так что выручай, Интернет!

«Издавна из Днепровского бассейна к севру и востоку за Волгу и Оку продвигались поселенцы, посреди лесов и болот отыскивали сухие места, отрытые пригорки, выжигали леса, выкорчёвывали пни, поднимали целину…» И вначале селились они отдельными дворами, где после смерти отца одни сыновья оставались в «селе», а другие уходили на новые места, где и возникали однодворные деревни-починки, превращаясь в маленький двухдворный или трехдворный поселок «c пожнями4 и дворы, и дворища и орамых5 земель, и с притеребы6, и с рыбными ловищи7 и со всеми угодьи.» А границы деревни тогда не обозначались, простора было много, и определялись тем, «что к той деревни потягло из старины, куды и серп и топор и коса и соха ходила из тое деревни».

Значит, и не столь давние предки мои – прадед, дед, – пахали всё той же сохой, как рассказывала мама:

«Хватало мужику работы зимой, летом, осенью, весной. Бывало, как только снег сойдёть и земля чуть прогреется, вот и начнется пахота. А пахали-то сохой… и сажали под соху, это только потом плуги пошли, те уже на колесах были, а соху-то в руках надо было держать, вот и ну-ка, потаскай ее цельный день! Посеить мужик… не перевернулся – сорняки полезли, полотье подошло, а тут уже и картошку окучивать надо, а её по два раза сохой проходили, межи-то во-о какие нарывали! Вот потом она и вырастала с лапоть. Чего ж ей было такой не расти?» На навозце, земля – что пух. Ступишь на вспаханное поле, так нога прямо тонить в земле-то!.. А покосы начнутся, жатва подойдёть? Ох, и трудная ж это работа была – хлеб убирать!.. Но хорошая жница за день до двух копён нажинала, а в каждой – по пятьдесят одному снопу, по пятьдесят одному потому, что последний сноп на самый верх стоймя ставился колосьями вниз, чтоб видно было: копна готова. А если рожь сырая была, возили ее сушить на рыгу, привязуть и как расставють эти снопы! Тут уж дед цельными днями и сушить её, топить соломой или суволокой8, и только потом молотили её, обмолачивали и в хороший год пудов по десять с копны намолачивали. Оставляли сжатую рожь и до осени, если не управлялися, сожнуть ее, а потом и связуть в сараи и обязательно кладуть адонки9 под неё из дядовника, чтобы мыши не заводились, а когда управлялися с урожаями, тогда и начинали молотить. Перевезуть эту рожь на рыгу, наладють печку, снова сушуть и молотють. И какой же потом хлеб душистый из этой ржи получался!»

Фото из Интернета.

Но снова – к пращурам10.

Вначале владения крестьян были свободными заимками, – земля была «ничья» или «божья», – но позже князья стали объявлять её своей и, хотя крестьяне стали платить налоги, но всё еще верили: «Земля царева и великого князя, а моего владенья, и роспаши наши и ржи наши… и та деревнишка от веку вотчина дедов наших и отцей наших». Но в последующие века владельцев земель государственных или монастырских становилось всё больше, – «сила покоится на богатстве», – и крестьяне превращались в арендаторов или холопов, в XIV—XV веках основной массив уже составляли слободы с крестьянами черных или тягловых (государственных) волостей, а к началу XX их стало около 80% населения Руси. И были они низшим неравноправным сословием разных категорий: приписные – феодально-зависимые, обязанные вместо уплаты оброчной и подушной подати работать на казённых или частных заводах, фабриках, – прикреплялись (приписовались) к ним; принадлежащие дворянам-помещикам; дворцовые или удельные – принадлежавшие лично царю и членам царской фамилии (их земли назывались дворцовыми); черносошные – не были лично зависимыми и несли тягло в пользу государства; помещичьи (наиболее многочисленные) – крепостные, а вот экономические – государственные крестьяне (к которым и относились мои предки), образовались из бывших монастырских, церковных крестьян, а также указами Петра первого были закреплены из остатков не закрепощённых черносошных крестьян, однодворцев, беглых крепостных, нерусских народностей с завоеванных территорий и конфискованных церковных владений, так что, как говорила мама, «крепостными наши деды и прадеды никогда не были и государственные крестьяне рассматривались как свободные сельские обыватели, имеющие юридические права, – могли выступать в суде, заключать сделки, владеть собственностью, – им было разрешено вести розничную и оптовую торговлю, открывать фабрики, заводы, предприятия.

«С 1801 года экономические крестьяне могли покупать земли на правах частной собственности „ненаселёнными“ (без крепостных) и были обязаны вносить деньги на земские нужды, платили подушную подать и отбывали натуральные повинности (дорожную, подводную, постойную11, ямскую12, а за исправное несение повинностей отвечали круговой13 порукой».

А чтобы полнее прорисовалась картина жизни моих предков до двадцатого века возьму и эти сведения:

«В начале XIX века в среде крестьян стали вспыхивать волнения против сокращения крестьянских наделов, тяжести оброков, и в 1837—41 годах было учреждено Министерство государственных имуществ, проведшее реформы, разработанные П. Д. Киселёвым14, – крестьяне получили самоуправление, возможность решать свои дела в рамках сельской общины. Следующее реформирование было после отмены крепостного права Александром вторым в 1961 году, но снова, как и в более ранние века, натолкнулось на сопротивление помещиков и не было реализовано, а в ноябре 1866 года был принят закон «О поземельном устройстве государственных крестьян», по которому «за сельскими обществами сохранялись земли, находившиеся в их пользовании на правах «владения», но выкуп был регламентирован, в результате чего наделы сократились на 10%, выкупные платежи возросли по сравнению с оброчной податью на 45%, но были прекращены с 1 января 1907 года при аграрной реформе Столыпина15 под влиянием революции 1905 года».

С 1917 года началась другая история моих предков, – продразвёрстки, продналоги, разорение, голод, – и через одиннадцать лет самых работящих крестьян России стали «уничтожать как класс»16, а остальных закрепощать колхозами (паспортов сельским жителям не выдавали до 1974 года). Но снова возвращусь к архивным документам о предках отца:

«Из метрической книги церкви Обновления Храма Воскресения Христова Карачевской бывшей Тихоновой пустыни: Бракосочетание. 1 ноября 1848 года. Слободы Рясника государственного крестьянина сын Никита Фристофаров Сафонов 26 лет и девица Мария Космина Нехаева 22 лет деревни Погибелки Косьмы Гаврилова дочь. Поручители17 по жениху: деревни Пастушки однодворец18Дмитрий Никифоров Самодуров и слободы Рясника крестьянин Пахомий Алексеев Потапов; по невесте: отставной солдат Егор Семенов Нехаев и крестьянин Илья Николаев Нехаев… 20 апреля 1850 года родилась дочь Мавра государственного крестьянина слободы Рясника Христофора Иванова Сафонова и законной жены его Марфы Косминой. Восприемники19: слободы Рясника государственный крестьянин Тихон Петров Черников и карачевская мещанская20 жена Марфа Иванова Измайлова… 1851год. Восприемницей сына Федора у государственного крестьянина слободы Рясника Петра Васильева Логвинова была слободы Масловки однодворческая21 жена Пелагея Христофорова Пищулина».

И взяла именно эти выписки из метрической книги потому, что из неё прослеживается положение государственного крестьянина по отношению к другим представителям русского общества: поручителями при бракосочетании Никифора и Марии были крестьянин и отставной солдат, восприемником и восприемницей при рождении дочери – крестьянин и мещанская жена, при рождении сына Федора – однодворческая жена. И из этого становится ясно, что жили тогда «представители» народных слоёв «на равных», хотя перед государством и несли разные повинности и о восприемниках хочу оставить несколько слов отдельно, ибо вместе с ними почти канули в Лету традиции, которые они чтили.

«А были они крёстными отцами (крёстный), крёстными матерями (крёстная), между собой и родителями ребенка назывались кумовьями, с момента крещения становившимися духовными родителями, принимающими ответственность перед Богом за воспитание и благочестие крестника или крестницы. И надо было им научить своих крестников обращаться к таинствам церкви, посещать церковные службы, поститься, давать знание о смысле богослужения, а еще помогать в повседневной жизни, защищать от соблазнов и искушений, давать советы в выборе образования, профессии, супруга или супруги.»

Сколько же мы потеряли в своём духовном содержании за семьдесят лет социализма! И возвратимся ли, найдём ли утраченное?

Но подходит к концу моё «расследование» об экономических крестьянах Сафоновых, а поскольку в русской генеалогии прямым считается родство по мужской линии, то назову имена тех, кто считается продолжателем рода по архивным документам, копии с которых мне выдали Областным архивом.

А пробандом22 был Сергей около 1720 года, далее – «Иван Сергеев 1747г. – 1807г. Христофор Иванов 1796г. Никита Христофоров 1822г. Афанасий Никитин около 1870 г. Семен Афанасьев 1903г.» И Семён – мой отец, а о моём деде Никите Христофорове (позже называли «Листафоровы»), мама рассказывала: