– Нет.
– А мне бы так хотелось…
– Сказано, нет.
– Очень прошу!
В подтверждение своей непреклонности я готов вышибить дверь, но ее мольба заставляет меня замереть. С какой стати? Какие-то два словечка – но она так их произносит, что меня прошибает пот. Кто посмеет отказать этой женщине? Особенно когда она просит полным надежды и одновременно повелительным голосом. Талдычить «нет» – значит ее разочаровать. Я и так слышу, как убывает ее оптимизм, а это… нехорошо. Разочаровать ее – все равно что наесться битого стекла. Способен ли я ответить «да», лишь бы сделать ей приятно? Сам не знаю. Но на противоположное определенно не способен.
– Зачем? – Я складываю руки на груди. – Почему вам это так важно?
Секунда-другая – и дверь медленно приоткрывается. В щели появляется ее личико, и мне совершенно не по нраву, как расширяется, а потом стискивает мне сердце грудная клетка. Учащенное сердцебиение мне тоже не по нраву. Черт, какая красивая женщина! Такая нежная, из тех, в чьем присутствии так и тянет геройствовать.
Но это, естественно, касается других, а не меня.
Она озирается через плечо – ищет брата? Снова повернувшись ко мне, она говорит неуверенным шепотом, заставляя меня наклониться, чтобы расслышать. Заодно я считаю золотые блестки на ее зеленой радужке.
– Я не отличаюсь храбростью, – тихо говорит она. – Но разумности мне не занимать, и я всегда забочусь о безопасности. При виде мертвеца я не спрятала голову в песок, а сохранила спокойствие и вызвала полицию. Нашла для нас с Джудом одеяла, дала подробные показания детективу Райту. Я не готовилась к ситуации вроде этой, думала, что разревусь, буду задыхаться, умру от страха. И уж точно похватаю вещи и сбегу домой. Но ничего этого не произошло. Сама себе удивляюсь. Теперь мне хочется как-то помочь расследованию. – Она моргает, темная бахрома ресниц медленно поднимается и опускается. – Вы видите в этом смысл, охотник за головами?
Она все еще не знает моего имени. Так держать!
Это потому, что меня подмывает спросить, не нужно ли ей одеяло прямо сейчас? Если бы она произнесла мое имя, я бы совсем пропал. Почему-то я уверен в этом так же твердо, как в том, что мне подвластны потроха любого «Харли-Дэвидсона». Врать не буду, ее объяснение пробило в моем животе дыру, через которую уже улетучилось все мое раздражение. Было – и нету. Что меня занимает, так это то, кто ей наплел, что она трусиха. Охотно прикончил бы этого лгуна!
– Как я ни старался вас напугать, вы не дрогнули… – говорю, вернее, кашляю в кулак я, озираясь. – По мне, это настоящая храбрость.
Снова на нее глянув, я убеждаюсь, что она мне улыбается.
И это не вынужденная гримаса, а широкая улыбка от всей души. Для меня это равносильно хуку в челюсть.
– Ух ты…
– Вы совсем не страшный, – заверяет она меня, вся сияя.
– Нет, страшный! – не соглашаюсь я, потому что сейчас это совершенно необходимо. Мной руководит инстинкт самосохранения. Сам себя не узнаю! Что со мной стряслось за последние полчаса?
– С кем ты разговариваешь, Тейлор? – Задавший этот вопрос мужчина появляется у нее за спиной. Он трет кулаком глаза и зевает во весь рот. Разлепив глаза и обнаружив в дверном проеме меня, он пятится и давится ругательством.
– Чтоб меня!.. Господи Иисусе!
– Видите?! – Мне трудно выбрать между удовлетворением и смущением – плохо знакомой мне эмоцией. Я всегда отказывал ей в праве на существование. Но теперь, когда до этой женщины доходит, что я чудовище, а она красавица, я вынужден пересмотреть и эту свою привычку.
