Молитвы об украденных - страница 15

– Тебе всего одиннадцать.

– Нет, двенадцать.

– Нет, одиннадцать.

Мама откупорила бутылку и протянула мне. Я выпила пиво залпом, как это делала она. Делала тысячу раз у меня на глазах. Тогда я впервые наклюкалась. И мне не потребовалось повторять попытку, чтобы усвоить: нет лучше способа избавиться от любых проблем, как хлебнуть спиртного. Когда напьешься, тебе начхать на батальон москитов, облепивших твои руки, на скорпиона, нацелившего на тебя свое жало, на лживого подлеца папашу и даже на лучшую подружку с рассеченной губой, оказавшуюся твоей единокровной сестрой.

Я наконец поняла, почему мама так любила рассказывать про то, как она пошла взглянуть на новорожденную Марию. Ей не терпелось узнать, есть ли у девочки сходство с моим отцом, и оно, конечно же, было. Мария – копия моего отца, и может, именно поэтому сбежал ее отец. Может, его испугала вовсе не заячья губа. Может, он не хотел до конца своих дней кормить ребенка, похожего на жениного любовника.

Когда мой певун папочка вернулся в тот вечер с работы, он обнаружил свою жену и дочь в пьяном забытье.

Проснувшись утром, я нашла маму сидящей на кухонном табурете у окна. Я думаю, отец мельком на нас взглянул и отвернулся, а ближе к ночи выслушал мамины красноречивые объяснения. Сводились они, скорее всего, к следующему: «По-твоему, надо было продолжать ей врать? Подумаешь, Фрэнк Синатра! Да на что ты способен? Подавать туристам болтушку с дурацкими бумажными зонтиками?»

Отец натаскал мне целую груду этих пестрых коктейльных зонтиков. Еще он приносил светящиеся в темноте палочки для размешивания коктейлей. Мы вместе обклеили ими мою кровать, чтобы я могла любоваться на них ночью. Еще он время от времени давал мне долларовые бумажки, которые совали ему туристы из США. Я скопила тридцать долларов и хранила их в книжке комиксов у себя в спальне.

Узнав, что Мария – моя единокровная сестра, я прониклась родственными чувствами и к Майку. С тех пор я каждый год покупала ему подарок ко дню рождения.

Сразу после случившегося отец отправился искать работу в Соединенные Штаты. Несколько раз он нас навещал, но потом исчез насовсем. На память о нем нам остались лишь спутниковая тарелка на самой высокой в наших крохотных владениях пальме и большой плоский телевизор. Ну и, само собой, Мария.

– Освежевать бы меня да повесить на крюк в мясной лавке, – сказала мама.

Это когда папа ушел впервые. Меня, спавшую пьяным, непривычно пьяным сном, он даже не разбудил, чтобы со мной попрощаться.

– Он просто постеснялся в глаза тебе посмотреть! Фрэнк Синатра слинял как старый уличный кобель, которому стыдно, что он кобель, – говорила мама.

Она доложила всем нашим друзьям, что он покинул дом, даже не сказав пары слов родной дочке.

Через два месяца слухи, бесперебойно курсирующие между Мексикой и США, докатились и до нас. Мы узнали, что отец сумел пересечь реку в Тихуане, преодолев пограничный пропускной пункт Сан-Исидро в потайном отделении фургона между колесами и бампером. Дальше он шел пешком вдоль автомагистрали, соединяющей три штата.

Едва граница осталась за спиной, а впереди открылись просторы Техаса, отец, как передавали очевидцы, запел и потом пел не переставая. Лучшего доказательства того, что слухи не врут, нам с мамой не требовалось.

Отец добрался до Флориды и нашел там работу садовника. Услыхав про это, мама смачно сплюнула: