Впрочем, сведения о таинственном племяннике деда нет-нет, да и просачивались. Это обычно случалось в семейном кругу, за праздничным столом, когда всем было тепло, уютно, пили чай, вспоминали жизнь… Так постепенно и сложилось общее родственное понимание жизненной истории о «попе Антоние», а также о его духовном покровителе схиархиепископе Антоние и их личной дружбе с самим Сталиным.
Сказ об Антоние
/записала подруга Веры Монастырской – Катя Небылица/
1.
Сегодня Антон загружен делами. Уединился за ширмой на детской половине комнаты.
– Антон, а что ты там делаешь? – мама пытается заглянуть в детскую.
Бросившись к занавеске, Антон держит ее руками. Громко говорит:
– Мама, сюда нельзя. Идёт служба. Я – батюшка.
Подбегают другие дети. Шёпот, шорохи, мама что-то вполголоса объясняет.
Дети кричат:
– Мы тоже хотим в батюшку играть!
– Нет! У меня всерьез. А вы смеяться будете.
Слышны возня, хихиканье, спор, хныканье. Приближается стук бабушкиной палки.
Свистящий шёпот обещает новую игру. Радостный визг, прыжки, бабушкино кряхтенье (это означает, что кто-то повис на бабушкиной шее), чмоканья (это поцелуи в бабушкину щёчку) и басистые смешки (это бабушка). Топот ног и шарканье тапочек всё тише, и вот уже на другой половине дома отдаленные взрывы детского хохота и повелительные возгласы взрослых. Антон прислушивается, бросает строгий взгляд на занавеску и возвращается к служебным обязанностям:
– Аминь.
На полу рассажены в рядок игрушки.
– Коля. Твоя очередь.
Накидывает на куклу салфетку, слушает, крестится, бормочет:
– Ох-ох, стыдно! Как плохо ты себя вёл. Чтобы в последний раз такое было!
Поет тоненьким голосом, ходит по кругу и покачивает кадилом, связанным бабушкой из пряжи от дырявых носков:
– Господи, помилуй… Господи, помилуй….
На Антона с иконы смотрит Бог.
Крестится, встает на колени и, склонившись до пола, шепчет:
– Прости, я маму не слушался.
Приподнявшись, встречается с проницательным взглядом Господа, зажмуривается и, уткнувшись лбом в коленки, продолжает:
– Сделай так, чтобы я слушался маму. И чтобы мама не сердилась, когда я ее не слушаюсь.
Перед сном, после маминой сказки и общих семейных молитв, Антон говорит:
– Мне надо на исповедь.
– Что-то случилось?
– Да!
– А мне можешь сказать по секрету?
– Я ни разу не исповедовался. Это грех!
– На исповедь дети начинают ходить с семи лет. Вот когда тебе будет семь лет, тогда и на исповедь.
Молчит, думает над мамиными словами. Спустя время, когда все уже засыпают, у маминой подушки раздается шёпот:
– Мама, ты спишь?
– Да.
– Нет, не спишь.
– А что?
– Сколько ждать, чтобы семь лет исполнилось?
– Два года.
– Это два лета, две зимы, две весны и две осени?
– Примерно так.
– Грехов же сколько накопится!
– Ну, хорошо. Через два дня – суббота. Перед вечерней службой попросим бутюшку, он тебя исповедует. Раз грехов много – тогда, конечно, ты прав.
В оставшиеся до церковной службы дни Антон чертит на бумажном листике какие-то условные знаки, спрашивает у мамы, скоро ли суббота.
В субботний день мама вынимает из сундуков наглаженную чистую одежду, все, кроме папы («Папа всегда занят», – думает Антон), готовятся к поездке в монастырь.
Антон берет из-под подушки записку, исписанную одному ему понятными каракулями.
Мама с Антоном уходят раньше остальных, надо успеть до службы.
Неделю назад на воскресной Литургии было объявлено, что следующую субботнюю всенощную возглавит архиепископ Дмитрий. Тот самый! С ним познакомились в Крыму.
