– Вы, ребята, думаете – я глухая? Нет, хе-хе, наоборот! Слышу я очень хорошо. Вот сейчас Симерняку подсказали, он повторил. А какой толк? И хорошей оценки парню не будет. Если надо, я сама подскажу, сама. А чужие подсказки – только вред вашим друзьям
Вингерша входила в азарт, а я сидела ни жива, ни мертва.
Да ещё Юрка Ворона под боком что-то противно прокаркал:
– Ты, Небылица!
– Вот пусть Симерняк и благодарит теперь друзей своих за «неуд»… Садись, Симерняк, – прервала Вингерша невразумительное лепетание первого.
– Ворона, пожалуйста!
Около меня вскочил Ворона и начал отвечать. А отвечает он очень противно. Стоит как-то вечно скособочившись, будто упадёт сейчас, и говорит какие-то дурацкие, глупые фразы, и всё какими-то отрывками-урывками.
Вдруг Вингерша «взвилась на дыбы» – конечно, не очень сильно. И так, сердито, прокаркала:
– И вот снова Небылица! Снова Небылица! Второму парню даёшь подсказки, когда я только что говорила – я подскажу сама, а за ваши подсказки я буду отвечающему ставить «неуд»…
Пока всё это она болтала, меня бросило в какую-то страшную дрожь. Я потеряла над собой контроль. В эту минуту я была способна на любое. Не понимая, что делаю, я быстро встала. Во мне забурлило страшное негодование и ненависть к Вингерше. А та продолжала без остановки трепаться. И вот, когда она заткнулась, чтобы набрать побольше воздуха в лёгкие, я СВЕРКНУЛА ОЧАМИ, и глядя прямо в глаза Вингерше, твёрдо и дерзко (как потом сказала Верка) отрезала:
– СЕЙЧАС Я НИКОМУ НЕ ПОДСКАЗЫВАЛА! (делая ударение на каждое слово).
Мы ещё чуть-чуть гавкнулись с Вингершей, потом она разрешила мне сесть, предварительно сказав «бесстыдница».
Правда, чуть позже, на этом же уроке, Вингерша покрутилась около меня, положила руку мне на плечо и уже добрым голосом поговорила немного со мной на тему о подсказках, называя меня по имени.
26 мая пятница 1972 год.
Ну, вот я и в поезде.
Лежу на верхней полке и пишу. Сейчас мы должны уже кушать. Мы – это наш второй вагон. Ну, наш второй вагон должны вот-вот повести в ресторан ужинать. Я проголодалась изрядно уже.
Сегодня, странно, ночь я спала спокойно. Перед отъездом я никогда не могу спать спокойно, потому что «возбуждаюсь». А сегодня – нет! День прошёл сегодня тоже спокойно. В три часа дня пришла с работы (от Монастырских) мама, мы начали собираться. А я вырядилась так!!! Сначала даже стеснялась показаться на улицу. Пижонкой стала. Брюки, берет голубой, бело-голубые лайковые перчатки (болгарские, девочка, с которой переписываемся, прислала), плащ зелёно-голубой (очень мне идёт) и сумка на длинной ручке (мне её дала соседка, Лилия Фёдоровна Парусова, которая в медучилище преподаёт). В общем, франт.
27 мая суббота 1972 год. 7 класс.
Приехали мы (мама и я) на вокзал. Через некоторое время – посадка. Тут вижу, о! Дядя Богдан, Верка, Богдан и Мария Фёдоровна бегут по перрону. Приехали меня провожать! Я ужасно обрадовалась. А моя мама сказала «ёшкин кот». Это она так хохмит. Я по её лицу увидела, что и она рада. А до этого была грустнявая.
Я попала в купе с Олей (она в шестой перешла), дочкой секретаря горкома партии, с девочкой Наташей (ей семь лет) и с Анной Михайловной (она едет с учащимися кулинарного училища).
Вот, едем. Мне даже как-то грустно стало. К маме захотелось.
Но что это за «нюни»?! «К маме»! Не успела уехать, как уже «к маме»!
+++
Сейчас обстановка совсем другая. Мне очень и очень весело. И ни за кем больше не скучаю. И ещё – я подружилась и перезнакомилась уже со всеми. В общем, здорово!
