Дорога до дачи заняла больше часа. Притормозив у ворот, Дайнека посигналила. Из калитки выглянула покрытая косынкой голова Серафимы Петровны, после чего ворота открылись.
Дождавшись, пока Дайнека вылезет из машины, Серафима Петровна принялась ее обнимать, приговаривая:
– А уж как я соскучилась, и не высказать!
Дайнеке было неловко, оттого что она не могла ответить Серафиме Петровне тем же.
– Идем, Людочка, в дом. У меня борщ на плите, пампушки с чесноком еще тепленькие. Какао с цельным молочком только сварила. Все как ты любишь.
Шагая по дорожке, обсаженной невысокими деревцами, Дайнека ощутила щемящее чувство нежности к этому месту, к теплому ветерку, колышущему листья деревьев, и даже к Серафиме Петровне.
Сентиментальный настрой улетучился, как только они вошли в дом и встретили Настю.
– Зачем явилась? – накинулась она на Дайнеку.
Между ними немедленно встала Серафима Петровна:
– Зачем же так, доченька! Людочка приехала в гости, вон столько не виделись. Сейчас накрою стол, пообедаем по-семейному.
– Да я, собственно, на минутку… – начала Дайнека, но Серафима Петровна силой усадила ее на диван:
– В кои веки приехала! Неужто не покормлю!
– Мама! – вякнула было Настя, но ее тут же остановил твердый взгляд Серафимы Петровны:
– Молчи, полоротая! Профукала наш домик – молчи!
– Поэтому я и заехала. – Дайнека влезла в их перепалку. – Хотела спросить про папу…
– Я – быстро! – Серафима Петровна метнулась к буфету, достала скатерть и одним хлопком раскинула ее на овальном столе. Потом убежала в кухню.
Дайнека спросила у Насти:
– Отец вчера заезжал?
В ту же секунду из кухни донесся голос Серафимы Петровны:
– Настена! Иди сюда, помоги!
Настя ушла на кухню, и Дайнека, смирилась с невозможностью по-быстрому расспросить об отце. Она с грустью оглядела гостиную: все те же тюлевые шторы, тот же диван. На стене – картина, которую они с отцом купили на вернисаже. При воспоминании о том добром времени ей стало грустно.
Грустить долго не пришлось – в комнате с большой супницей в руках появилась Серафима Петровна. За ней вошла Настя с блюдом пампушек.
У Серафимы Петровны все «горело» в руках: тарелки заняли свои места на столе, рядом с ними легли солидные столовые приборы.
– Садись, Людочка, за стол! Угощайся!
Дайнека села, да и кто бы устоял – к великолепному борщу Серафима Петровна подала жирную деревенскую сметану и зелень. Дух шел такой, что слюноотделение во рту фонтанировало.
Дайнека уплела две тарелки борща и пять пампушек. На какао в ее желудке места не нашлось. Встав из-за стола, она пересела на диван.
– Ну, как? – спросила Серафима Петровна.
– Вы всегда прекрасно готовили, – сказала Дайнека.
– Замуж еще не вышла?
Резкий переход на личную тему вернул Дайнеку к действительности.
– Нет, – сдержанно ответила она и спросила: – Папа заезжал к вам вчера?
– Вячеслав Алексеевич? – Серафима Петровна кивнула: – Был. Пообедал. К супу с фрикадельками я подала малосольные огурчики и грибочки. Уж как меня хвалил твой отец! Давно, говорит, так вкусно не ел. С тех самых пор, как ушел от Насти. А я ему в шутку: возвращайтесь, мол, Вячеслав Алексеич, обратно!
– Как же… – несмело вставила Настя, но мать ткнула ее пухлым локтем в бок.
– Что было потом? – спросила Дайнека.
– А что было потом? – развела руками Серафима Петровна. – Поели, поговорили, он и уехал.
– Во сколько?
– В десять! – Серафима Петровна постучала ногтем по циферблату золотых часиков: – Я, когда его провожала, на часы посмотрела. Десять часов вечера было. Я точно помню.
