Монолог последнего чучуны (сборник) - страница 14
…Гляжу, у озера стою. Русалки купаются. Вместо одежды на красотках – разнокалиберные сети с грузилами. Увидели меня русалочки и замахали, и замахали! Интересно стало, начал штаны спускать, гляжу – а русалочки врассыпную кинулись к озеру и исчезли под водой. Застегнулся, оправился. Думаю: опять их увижу, как есть, так и прыгну в воду. Давно ведь женского тела не видел, пусть даже хвостатого.
Гляжу, забурлила вода на том месте, где русалки резвились, и появилась… зеленая рожа. Вместо носа бутылка, вместо глаз – пробки. Запах от гниющих рыб по ноздрям как ударит! И выходит из воды красавец сей, и опять же сети разнокалиберные с грузилами висят на нем вместо одежды. Рога торчат… Водяной черт!
Вышел из воды и прямо на меня наступает, орет:
– Ты – рыбзавод?!.. Ты – рыбзавод?!
Пятюсь я назад. И от смрадного запаха, и от страшилы самого отступаю. И тоже кричу:
– Ты – чокнутый, где тут увидел рыбзавод?!
И на всякий случай зарядил два капкана. Жду.
Увидел водяной черт мои захваты и успокоился:
– Значит, ты не рыбзавод? – спрашивает и садится на кочку. Да как схватится за голову, да как заплачет!
Опешил, я – черт и… плачет.
– А что случилось? – спрашиваю, хотя сам уже начинаю догадываться, что бравые рыбзаводовские рыбаки-кочевники этого славного озера не миновали.
– Прикидываешься! – визгливо прерывает меня черт и запускает в меня посохом.
Кажется, попал в меня, потому что проснулся я мгновенно: от дикой боли на лбу. То ли это был сон, то ли явь – понять не могу, но лоб-то горит. Даже и шишка, вроде, наметилась. «Ой, дурак! – ругаю черта. – Нет, чтобы просто поговорить, а сразу за дубинку берется, за посох.
А о Боженьке не стараюсь думать. Как только мысль про него начинает проявляться в моих темных мозговых извилинах, сразу – стоп! Начинаю думать о другом. На часы смотреть не стал, знаю, до утра еще как рано!.. Лежу в кукуле, о партии жизненной размышляю: если сюда этого поставлю… А может быть… Нет, так тоже не получится.
«Включил» свечку, вытащил из-под подушки журнал «Наука и жизнь». Там хороший шахматный уголок есть. Повертел немножко журнал, бросил на пол, свечку «выключил».
Лучше про жену думать, про детей. Их у меня целых восемь, начинаю со старшего сына, который в пятом классе, и кончая пятимесячной доченькой. Эх, думаю, надо, наверное, еще одного заказать. Слава бо… бо… нет, только не про Него упоминать! Скажу – слава Солнцу, осталось полтора месяца до встречи с родными. Подумал о родных и решил, что пора спать.
Закрыл глаза и стал считать: «Один олень прошел совхозный… девятьсот девяносто девятый олень прошел совхозный… тысяча первый олень прошел – тут я пожалел пастухов и сказал – оленевода!.. Тысяча второй олень прошел совхозный… совхозный… совхозный… совхоз… сова… со-с-с…»
Снежная тундра. Вокруг оленьего стада кружусь на «Буране» и попутно проверяю капканы. Ничего удивительного: песцы по двое лежат.
Замечаю, Господь стоит. Посмеивается.
– Богатый ты становишься! – говорит Он. – А ведь не сослужил мне доброй службы!
– Не виноват, я! – отвечаю. – Сны дурацкие замучили. Один другого страннее.
– Закусывать надо! – С ехидцей говорит Господь и показывает это… это… с красивым прицепом для «этого», пять резервуаров с топливом…
– Это, э-э, – мямлю я при виде «этого», – это серьезно можно такое?
– Учти, – говорит Господь, – последний раз являюсь к тебе с просьбой: посиди – Я Прошу! Исполнишь, и будет у тебя такой же!