Мокрая тряпка послушно поволоклась за шваброй.
«Неужели я детей не люблю? Так порой злюсь на них… Наверное, просто вымоталась? Одна на две группы… А ведь заведующая сулила место воспитателя: «Уж ты, Фонарёва, в “Светлячке” нашем посветишь!..» Ага, спасибо, нянькой все эти четыре года так и светила… На кой только в пединститут сунулась? Дурочка дурная!»
Иссиня-бледноватый кафель в туалете отмылся на удивление так же быстро, как и ламинированный пол в группе. Маруся вылила грязную воду, сменила мешки для мусора, протёрла зеркала. И тут с улицы влетели дети, будто туча саранчи.
«Ой, успела!» – Женщина отпрянула, точно увидела что-то пугающее.
Впереди всех маячил желтоватый малый Мартин – соломенного цвета волосы и глазки. Он бежал к Марусе и, как она про себя называла это, козлогласил. То есть дико, с подвывом орал. Добежав, он обхватил её руками за талию. И вдруг расплакался так, будто замяукал котёнок.
– Милый мой, ну перестань! – успокаивала мальчика Фонарёва. – Что случилось, а?
Согуренко, размазав по щекам слёзы, притих и доверительно посмотрел на няньку. Она тронула его волосы и крепче прижала к себе. А в толпе детей прорубилась какая-то просечка, улица, и возникла воспитательница Катя Закаева. Это была маленькая, худенькая брюнетка с ужимками ящерицы, отбросившей хвост. С трудом переводя дыхание, девушка сказала:
– Ты почему сбежал от меня?
Мартин сделался густо-красен, но ничего не ответил.
– Ты это, Катюш… Не ругай его… Он больше так не будет. Правда, Мартин?
– Да, правда, – охотно согласился мальчик.
– Ну и молодчина! А теперь, детки, послушайте меня… Раздеваемся, моем с мылом ручки и садимся обедать…
Вся толпа тотчас схлынула – дети заторопились выполнять нянькины распоряжения.
– Как ловко вы с ними, Мария Сергевна… – Закаева замялась, но потом продолжила говорить: – Не знаю, что бы я без вас делала… М-да, и спасибо за Мартина!
– Пожалуйста, Катюш! Но ты давай держись… Тебе нельзя раскисать…
– Вы правы… Знаете, как на меня заведующая уже косится? Боюсь её до смерти…
– А ты не бойся! Всё будет хорошо…
– Скажете тоже, – протянула расстроенно девушка, – мне давно пора уволиться…
– Ну-ну, Катюш, успокойся!
– Нет, я неудачница и уродина.
– Брось! Ты вон какая симпатичная… И жених у тебя – красавчик…
– Правда?
– Катюш, ты как ребёнок…
Закаева убрала с лица прядь густо-чёрных волос и улыбнулась.
– Вот и жених… Ну, мой Саша то же самое говорит…
– Ладно, пойдём кормить наших гавриков… Пойдём?
– Мария Сергевна, вы – такая… Вы – славная… Добрая… Заведующая просто обязана вас на группу поставить… Вон «пятёрка» без воспитателя!
– Катюш, она не поставит.
– Но почему?
– Да потому что… Перепёлкина предупредила меня о сокращении… Работаю до новогодних праздников, а потом с вещами на выход…
– Как она могла? Вы так старались!
– Ладно, Катюш! Пусть это на её совести остаётся…
После обеда начал реять лёгкий, редкий снег, и заведующая отправила Фонарёву чистить центральный вход – помогать детсадовскому дворнику. Закаева от этого ещё больше расстроилась. Она словно смотрела на всё сквозь мутное стекло. Марусе даже пришлось её после утешать.
– Понимаю тебя, Катюш… Но не надо так…
– Нет, не понимаете.
– Катюш…
– Как вы жить будете?
– Я не одна, у меня муж… Мама его, Наталья Николавна… Она – замечательная… Представляешь, сама пенсионерка, а в Москве гувернанткой устроилась и нам денег присылает… В общем, проживём!
