Монополия - страница 8



«Миленькая, – мелькнуло у мужчины, – но всё портит эта её всегдашняя застиранная жёлтая кофта…»

– А чё там натикало, дядь Дим?

Мужчина вскинул руку с часами, показывая время.

– Ой, я пойду! Уже девятый час…

– Молодой человек, а ну-ка проводи Дашу!

– Да, пап, сейчас…

– Молодёжь, вы это… Вы и завтра можете поиграть… Но только с двух до четырёх…

– Пап, а можно подольше?

– Нет, Лёшка… Мы после четырёх за продуктами поедем в «Ашан».

– А, ну ладно!

– До завтра, дядь Дим!

– Пока, Дашунь! Смотри, телефон у нас опять не забудь…

– Правда, всегда его забываю… – Девочка вся светилась изнутри, точно в ней горела маленькая лампочка.

«Нет, никакая она не плутня, – подытожил Дмитрий Алексеевич, – просто расхристанная немного».

Фонарёв закрыл за детьми дверь и прислушался.

– Эй, Маруся! Куда ты запропастилась?

– Я ужин вам разогреваю… Будете макароны доедать.

– Хорошо, пацан вернётся – и доедим, – протянул Митя, заглядывая к жене на кухню.

– Пойми, умаялась я сегодня… Как будто две смены в детском саду отпахала…

– Да понимаю, Марусь… Что ты оправдываешься?

– А вот и Алёша!

– А ты что, мам, узнала меня по походке? – послышался певучий голос из коридора.

– Конечно, топаешь как слон.

…Время тихими шагами проходило мимо.

Младший Фонарёв давно спал в своей комнате, а Фонарёв-старший, приглушив кухонное радио, разглядывал жену.

– Не хочешь слушать про Алеппо?

– Не хочу… За целый день в маршрутке наслушался.

– Ну а что ты так держишь меня глазами на привязи?

– Любуюсь твоими веснушками, Марусь.

– Всё это, как ты выражаешься, ерундейшая чепуха…

– Нет, правда, любуюсь!

– Неужели я лучше молодых цокалок?

– Кого?

– Ну, этих девочек на шпильках…

– Так, с этого места поподробнее… Хоть к чему-нибудь прицеплюсь воображением…

– Во наглец!

– Это я наглец? Ну, держись…

Он повлёк её к себе, и она не противилась. Прикосновения её ласкали, как сливки… Когда спустя час она высвободилась из его объятий, луна за окном побелела. Было тихо, и снег работал добрый.

– Мить, кофе сварить? – слабым голосом спросила Маруся, запахивая халатик.

– Да нет, наверное… А то не засну потом…

– Ладно, и я перебьюсь…

– Марусь, пока не забыл… Перепёлкину твою видел сегодня… Как ты с ней такой работаешь?

– А вот так… Чёрта нянчить – не унянчить… Помнишь выборы? Всем нашим воспитателям в тот день досталось… Заведующая заставляла обзванивать родителей и спрашивать, голосовали те или нет… А повара, дворник, завхоз и мы, няньки, бежали на избирательные участки просто вприпрыжку… Противно!

– Вот-вот… Особенно, когда сапожищем на голову…

– Да, сапожищем… И готово… опять, как говорится, рай…

Дома стояли потухшие.

За окном висела ущербная луна, и Фонарёву казалось, что она ещё больше побелела.

Мужчине не спалось – тоска и язва пожирали его.

«Я так и не рассказал Марусе ни о бургомистре, ни о питерских, ни о чём… Эх, какой у неё был взгляд! Почему о выборах этих вспомнила? Что её гложет? Она так плотно сжала губы, как будто дверь закрыла…»

– Попробуй её открыть, – повторял бессвязно, как бред, Митя, – попробуй!

4

Маруся рассеянно глядела, как бледнеет разлитый на полу солнечный свет. «Что же я застыла? Пока дети на прогулке, надо убраться… Может, с туалета начать? Нет-нет, лучше с группы…»

Женщина припомнила о том, что натворил в туалетной кабинке Мартин и скисла.

«Мал клоп, да вонюч… Э-э, Митя бы точно возмутился. Сказал бы, что о детях даже думать так нельзя… Да, нельзя. Но познакомься он с этим Согуренко Мартином, то, может, и переменил бы мнение… Нет, ну почему родители выбрали такое имя? Почему, а? Оно же нелепое…»