Эльфенок вообще много знал об истории этого места. Пока он помогал учителю с разбором алхимического хлама, Марина осторожно порасспросила его и выяснила много интересного.
Например, что сам юноша вовсе не уголовник и даже не сирота. Он вместе с родителями успел эмигрировать из родной страны в самом начале травли магиков – задолго до того, как разразилась гражданская война. Поэтому его семья успела прижиться на новом месте и не так сильно ощутила на себе недовольство местных жителей. Тем более, что скромное семейство ушастых вело себя вежливо, работало хорошо, привилегий не требовало, да и выглядело более или менее по-человечески. Не считая острых ушей.
В новый класс Леама запихнули как раз-таки родители, поняв, что это единственная возможность для сына получить диплом за счет государства: с такими ушами во времена, когда беженцы всех раздражают, получить грант на обучение для мальчика было бы нереально. Леам признался, что собирается через пару месяцев перевестись в класс зельеварения и продолжить семейное дело. План звучал хорошо, и Марина даже вслух его одобрила.
А еще парень поведал ей историю их корпуса. Оказалось, ровно двести лет назад здесь жил в землянке один схимник, в мирской жизни – бывший лекарь. Место было удобным – и от деревни на расстоянии, и к церкви близко, и лес с рекой в зоне доступа. Деревенские быстро прознали, что он хорош во врачевании и повадились к нему ходить, а святой человек никому не отказывал.
Ходили сначала только из одной деревни, но слухи расползлись быстро, и начали подтягиваться страждущие со всего герцогства. Схимник понял, что без помощников ему с таким потоком не справиться. Тогда он набрал смышленых парней и стал обучать их травничеству, анатомии и алхимии – всему, что для врачевания требуется. И чтоб ребятам каждый день не мотаться туда-сюда, деревенские поставили схимнику и его ученикам избушку, почерневший остов которой Леам Марине даже показал.
Когда же к схимнику потянулись и прочие желающие изучать дело врачевания, тогдашний герцог понял, что из этого можно извлечь выгоду, и построил для отшельника этот вот корпус. Нанял ему в помощь простенький штат воспитателей, прачку, дворника, кухарку, купил нужные для обучения предметы и стал брать с желающих учиться плату. Большая часть шла на содержание самой школы – а иначе бы народ возмутился тем, что на святом человеке наживаются. Но и герцогу перепадало: немного, зато стабильно.
Когда схимника не стало, школа чуть было не закрылась. Но новый герцог – внук того, что построил этот корпус – решил, что это дело нельзя бросать на самотек. Он написал Императору жалобное письмо – мол, поддержите оплот образования в глубинке! – и тот дал добро на частичное государственное финансирование.
Здесь построили новое здание, переманили парочку профессоров, наняли еще несколько уважаемых людей, и обновленная школа – теперь уже Академия – заработала на государственном уровне.
Старый корпус сначала использовали как учебное крыло для алхимиков, но бегать до него было далеко, а зимой еще и холодно. Затем его оформили как склад, отчего помещение наполнилось разнообразным хламом. А в этом году решили списать за ветхостью и ненадобностью. И только открытие нового класса спасло здание от полного разрушения.
Леам по секрету рассказал, что Актелий Денеб – нынешний ректор Академии – оказался дружен с начальником герцогских тюрем. А у того одна из дочерей – полусирена. Девица в возрасте на выданье. Красива – слов нет. Но все же сирена. И когда герцогство наводнили беженцы, мужчина сполна хлебнул всяких пакостей, пытаясь пристроить дочь замуж.
