– Нашли в крови, какие ещё мёртвые люди? Единственная выжившая… ― это было уже слишком, ― зачем только доктору понадобилось так меня пугать? Разве не понятно, каким ударом стали его слова, я ведь и так в шоке. Возможно, он решил, что клин клином вышибают…
Схватившись за поручень кровати, потихоньку подтянулась и села. В груди разливалась ноющая боль, дышать было невыносимо трудно, и голова шла кругом… Я беспомощно глотала сухой больничный воздух, а он никак не хотел двигаться внутрь. Казалось, ещё немного, и не выдержу, умру на месте. А потом внезапно всё прошло ― меня отпустило: дышать стало легче, и голова прояснилась. Потому что я всё вспомнила и упала на кровать, почти теряя сознание…
Так и лежала, уставившись в потолок, кружившийся всё медленнее и медленнее, наблюдая боковым зрением, как вокруг суетятся знакомые медсёстры. Немного подождав, попробовала пошевелить губами, прислушиваясь к звукам собственного хриплого голоса:
– Я ― Ася Трифонова, улица генерала Смирнова, дом пять, квартира восемьдесят два, телефон…
Как заведённая, несколько раз настойчиво повторила имя, адрес и номер мобильного, пока на меня, наконец, обратили внимание и прислушались к словам. И только после этого выдохнула, закрыв глаза. Было слышно, как оживлённо переговаривались медсёстры, кто-то побежал, и из коридора донеслось пиликание набираемого телефонного номера.
– Спасибо, мамочка, что с детства заставляла дочку назубок учить домашний адрес, который, правда, часто менялся. Мамуля, я знаю, что тебя больше нет рядом, но ты так мне нужна, ― я мысленно разговаривала с ней и сглатывала слёзы, ругая себя за это.
Раньше у меня не было привычки плакать ― даже если наказывали или ругали, обижали и смеялись в лицо ― только усмехалась в ответ.
– Ну что за девчонка, и в кого она у нас такая? ― любил, улыбаясь, повторять папа, а мама всегда отвечала:
– В тебя, красавчик, в кого же ещё…
А теперь вот ревела по любому поводу…
― Папа… Что же такое случилось, что я ни разу о нём не вспомнила? Он же, бедный, наверное, сходит с ума. Ещё бы: обещала вернуться не позже десяти вечера, и пропала…
Разговоры вдруг стихли, и я услышала знакомое покашливание. Он пришёл, тот неприятный полицейский, от которого по коже бегали мурашки.
– Доброе утро! Слышал хорошие новости ― к Вам, Ася, вернулась память. Ну, не будьте букой, открывайте глаза, нам о многом надо поговорить.
И хоть сказано это было спокойным, даже ласковым тоном, почувствовав в его голосе скрытую угрозу, я приоткрыла один глаз. Он стоял рядом с кроватью, чуть сгорбившись, в том же тёмном, как и в прошлый раз, плаще, не отводя неприятного взгляда. «Практиканта» сегодня с ним не было, и меня так и подмывало спросить, где же он потерял такое чудо.
Словно приклеенная к лицу улыбка Ивана Ивановича вызывала тошноту и желудочные спазмы. В его глубоко посаженных глазах, казалось, клубилась тьма. Почему-то подумала, что простое русское имя Иван ему совсем не подходит, а вот какой-нибудь Люцифер ― пожалуй. Мысленно представила его с рожками и хвостом, да ещё в чёрно-красной накидке на плечах, и рассмеялась. Это прозвучало неуместно, словно насмешка. Не хотела же, ей-богу… И что я за дура?
Иван Иванович побагровел, а стоящая рядом медсестра выпучила глаза, решив, наверное, что от пережитого пациентка окончательно свихнулась. Не знаю, чем бы кончилась эта немая сцена, но тут раздались уверенные шаги, и знакомый властный голос произнёс:
