– Не быть тебе, выходит, большухой, – задумчиво произнесла подруга. – Но тогда как же?.. – она уставилась, не мигая, в стену поверх моей головы.
Я недоумённо подняла на неё глаза.
– Видишь ли, – неуверенно протянула она, перехватив мой взгляд, – князь там посольство привёз…
– Дубрежей? – блеснула я познанием.
– Не совсем, – Держена снова замолчала, уставившись на меня. Казалось, в голове её сейчас рождается некая догадка, и догадка эта ей не очень по нраву. – Посольство Угрицкого князя.
– Какого князя? – я рассмеялась. – С того света?
– С этого, – строго осекла Держена.
– Вот уж чудеса! И какого Истолы ему понадобилось в Суломани? Да и откуда он вообще взялся? Их же никого не осталось после нашествия гучей?
– Стало быть, остался. Один. Объявился, бают, три зимы назад в Дубреже, у родичей матушки своей. Род его признал. Теперь он, вроде, Зборуч наново поднимает.
– Неужто? Вот уж чудеса! – повторяла я вновь и вновь.
– Чудеса, – согласилась Держена, швырнув недочищенную репку в бадью. – Не говорят об этом пока. Но я случайно кое-что слышала, – она утёрла руки ветошью, посмотрела на меня мрачно. – Сватов князь прислал в дом твой.
– Кого же сватает князь? – прошептала я после долгого молчания.
– Ну кого же он, интересно, сватает? – раздражённо вопросила Держена, упершись руками в бёдра. – Может, первую из дочерей на выданье, окромя наследной большухи? А?
Ох, Держена, Истола тебе в печёнку…
* * *
Вечером в девичью горницу, наполненную визгом, писком, смехом и вышитыми лентами, заглянула большуха.
Она внимательно и бесстрастно оглядела наши с Заряной наряды, прицепила к моему налобному обручу принесённые с собой колты червлёного серебра, перевязала Заряне поясок. Выдернула из стайки запыхавшейся мелюзги, присмиревшей при виде матери, тринадцатилетнюю Мстишу, велела нам помочь ей одеться.
Княгиня удалилась. Метнулись в проёме двери пёстрые клетки длинной, до пят понёвы, вспыхнула ярким огнём рогатая кика, звякнули поясные обереги… Мы с сестрой переглянулись. Я уже успела поведать ей о цели прибывшего посольства.
– Видно, не надеется, что меня возьмут, – с привычной горечью сказала я. – Мстишей хочет подстраховаться.
– Рыся! – бледная Заряна беспокойно пыталась заглянуть мне в глаза. – Неужели ты думаешь, мать может извергнуть дочь свою из рода? Неужели ты так думаешь? Как это возможно? Испокон веку сулемы по женщине род вели. Не уподобится же княгиня беспамятным дубрежам, давно позабывшим закон богов и предков?
– Думаю, уподобится, – буркнула я, натягивая на Мстишу праздничную узорочную рубаху.
Заряна стояла посередь горницы поникшая, растерянная, словно пришибленная.
– Сестра, опомнись! – воскликнула я. – Посмотри вокруг – если ничего не изменится, и не изменится очень скоро, сулемам недолго останется чтить свои традиции. Нам нужен мир с Дубрежем. Нам нужна поддержка против сили. Это посольство – дар богов, мать в него сейчас вцепится волчьей хваткой. Надо будет – она с тебя венец снимет и тебя отдаст. Ведь Угрицкий князь – родич дубрежи. Наверняка за невесту мзда причитается в виде союза. Иначе отец не стал бы тащить в Болонь это посольство.
Переплетая Мстишину косу, я нервно дёргала пряди. Сестрёнка шипела и хныкала.
– На кой же полянскому князю сулемская невеста? – прошептала Заряна, опускаясь на лавку. Ох, не сильна будущая большуха… Ну, ничего, закалится со временем, заматереет. – Отродясь такого не бывало.
