– Откроем ворота, когда гучи частично переправятся. Тех, кого не притопит, добьём на нашей стороне. А тех, что переправляться как раз будут, и добивать не придётся.
Княжна снова помолчала.
– Мы погибнем не зря, Малиц, не думай так. Мы заберем с собой столько этой сволочи, что у Маконы нам будет не скучно. А Угрицким князьям будет легче справиться с заразой.
Она повернулась к брату, притянула его за плечи и прошипела в лицо с внезапно прорвавшейся сквозь обычную холодность ненавистью:
– Каждый убитый нами враг, Малиц, это шанс для полян. Каждый дополнительный час, проведённый ими под Зборучем – шанс на победу для отца. Поэтому мы будем убивать этих тварей, пока будут подниматься наши руки, а потом, когда руки устанут, будем зубами вгрызаться им в горло. Мы не остановимся, брат! Ты слышишь меня? Ну-ка, встряхнись! Перед тобой – нелёгкая задача. Или ты надеялся на героическое самоубийство? Ну, нет! Смерть в бою мы ещё с тобой должны заслужить! И только когда мы её заслужим, мы откроем городские ворота и радостно пойдём в свой последний бой!
– Чем мы их задержим кроме Иницы, сестра?
– Есть у меня для них ещё пара сюрпризов. О! Эти загорские говноеды ещё запомнят Зборуч, поверь мне!
Ванеска резко отстранилась и ударила кулаком в кольчужной перчатке по бревнам башни так, что дерево загудело.
– А теперь иди, князь, и сделай то, что давно должен был сделать. Не совершай ещё одной ошибки…
Малиц без объяснений понял, о чём речь. Они обменялись с сестрой долгим взглядом. Ему стало легче – он не увидел в этом взгляде осуждения. Легче ему стало ещё и от того, что, наконец, закончилась пора метаний и сомнений, пора неизвестности. Наступило время действовать. И это, как ни странно, дало ему долгожданную решимость и собранность. Он уверенным шагом направился к лестничному колодцу.
Его задержал хранитель.
– Князь, всё готово для обряда. Могут служители созывать народ?
– У меня нет времени, – резко бросил Малиц на ходу. – Проведите обряд сами.
Хранитель нахмурился.
– Это неуважение к богам, князь, – заметил он ему вслед. – Ты хочешь посеять в сердцах своих людей смуту накануне их последнего боя?
Малиц резко развернулся.
– Неуважение к богам? – переспросил он со злостью. – С чего мне почитать богов, которым я безразличен? Или ты не видишь, жрец, что боги оставили нас?
Служитель богов даже бровью не повёл. Он стоял по-прежнему строгий и непоколебимый, как скала.
– Боги не оставили нас. Они нас направили. Во времена великих бедствий им приходится думать обо всём народе, о сохранении рода и крови. Приходится жертвовать частью, дабы сохранить целое. Разве ты осуждаешь отца, который не прислал тебе помощь? Ты ведь понимаешь, почему он это сделал?
– Ты забываешься, жрец!..
– Разве не было у тебя времени и возможности покинуть Зборуч? Почему ты остался его оборонять? Может, боги указали тебе этот путь?
– Радмир, – раздался голос Ванески. Жрец опустил пламенный взор, которым прожигал князя, долу и медленно повернулся на зов. – Ты же видишь, князь занят на подготовке обороны города. Он не может отвлекаться. Я проведу обряд. Распорядись.
Жрец чуть заметно кивнул и посмотрел вслед удаляющемуся князю, стремительное и легкое тело которого скоро должно стать изрубленным хладным трупом. Без чувств, без мыслей, без сомнений, без души. Старому жрецу было жаль этого так и не успевшего повзрослеть мальчишку…
