Она старалась привлечь внимание капитана тщательным вычерчиванием графиков. Серов заметил усердие невзрачной практикантки. Иногда просил ее остаться, выполнить для него какие-то дополнительные расчеты. Тишка и в техникуме усиленно зубрила предметы тех преподавателей, которые ей нравились. И тут взяла на вооружение научно-технический труд. Больно смотреть на нее. Она не понимает, что мужикам от нас нужно совсем другое.
* * *
В общежитии до полуночи студенты резались в карты. В этих играх (иногда мы играли в дурака, иногда – в очко) и я принимала участие, хотя обычно продувалась. Но скверных последствий это не имело. Мы играли не на деньги, а на всякую чушь: поцелуи, пролезание под кроватью или стирку. Раз я проиграла Юре и целый час терла в тазике его джинсы. Обычно бытовые вопросы он решает сам: мама приучила.
В тот вечер Светлана Колокольцева была на кухне.
Она только вначале показалась злыдней, а теперь мы с ней почти сдружились. И вообще, в халатике она выглядела совсем просто, не то что в обмундировании. Тут я ее и спросила, что заставило ее пойти на службу. Бедность, что ли?
Она ухмыльнулась и сказала:
– Так, по глупости.
Но все же я выпытала, что Светлана – из Ивановской области. У родителей там имелось крепкое хозяйство. А Светлана в Иванове подалась на текстильную фабрику. Однажды, рассказывает, приехал к ним на фабрику морской офицер, а может, мичман, она тогда в званиях не разбиралась. Собрал всех девушек в клубе и стал агитировать на контракт. И все напирал, что женихов в части – пруд пруди. Туфли нарядные, говорит, девчата, не забудьте в чемодан положить. У нас танцы в клубе каждое воскресенье, невест не хватает. Приехали.
И что же? Одни матросы-малолетки. Ей-то самой тогда уже двадцать пять было. Офицеры все семейные, тоже серьезных планов не выстроишь. При упоминании об офицерах на лице ее неожиданно выступил румянец.
– Ну и парит тут, – сказала она, будто оправдываясь.
Я догадалась, что случайно коснулась чужой тайны. Пожала плечами: воинская часть – не монастырь. Чего меня стесняться!
– Что, запала на кого-нибудь? – полюбопытствовала я.
Светлана помолчала, будто раздумывая, стоит ли со мной откровенничать. Затем, не отвечая на мой вопрос, продолжила:
– Мне уже скоро тридцать, а меня по-настоящему никто не любил. Так, поматросят и бросят. – Светлана неторопливо переворачивала грибы на сковороде.
– А ты сама любила?
– Я? – Светлана задумалась, отвела со лба прядь волос. – Я – влюбчивая! Ну, ты понимаешь, как это у нас, женщин, бывает.
Я неопределенно хмыкнула. Она поняла мой звук по-своему и почему-то стала возражать:
– Ты смеешься, потому что еще молодая, не встретился тебе человек.
– А тебе встретился?
– Мне? Да… Но он женат.
– Ну и что? Разве это для любви преграда? – Я говорила с легким пренебрежением, будто я была старшая, а не Светлана.
– Для любви, может, и нет, а для жизни – преграда.
– И кто он – офицер, мичман?
– Его здесь нет. Он в другом месте живет, – задумчиво сказала Светлана и тотчас перевела разговор на другую тему:
– А знаешь, у нас скоро юбилей части, грандиозное празднество намечается.
Голос Светланы снова стал ровен и деловит, будто она выступала с докладом, а не беседовала на кухне. Она рассказала, что официально полигон считался послевоенным объектом, хотя морские мобильные отряды базировались здесь раньше и принимали активное участие в боевых действиях против немецкого флота. За прошедшие десятилетия скромная военно-морская база развернулась в крупный испытательный полигон флота. Наряду с охраной морской границы здесь решались и задачи внедрения новой техники.
