Что же стало с остальными эльфами из ее клана – неизвестно смог ли еще спастись хоть кто-то. Мелани до сих пор молчаливо корила себя за то, что бездумно кинула брата в лапы Охотников, как и других собратьев. Я видела ее постоянные душевные терзания, но не знала, как помочь бедняжке, и лишь ободряюще прижимала ее к себе в минуты слабости.
Еще у Мелани была одна забавная особенность: она никак не воспринимала имена на чужом наречии и всех называла как-то по-своему. К каждому имени нового знакомого девушка присоединяла слова из эльфийского языка, никому не объясняя их значения. Что же до ее собственного имени – Мелани, – то так эльфийку прозвали уже в лагере, так как она, тянув до последнего, не говорила своего настоящего, явно чего-то опасаясь. Поначалу она никому не доверяла и держалась особняком, но когда улыбчивый юноша научил ее не бояться людей, и она более-менее привыкла к жизни мятежника – все встало на свои места.
С восходом солнца, на следующее утро после моего появления в рядах беженцев Эрика прочитала наставительную речь перед собравшимся народом о том, что нам предстоит сделать, и чего мы добьемся после всех мучений и стараний. Все слушатели как завороженные смотрели на нее, не смея произнести и звука. Я не сомневалась, что в моем мире эта женщина могла бы стать потрясающим политиком, родившись в другое время и в другом месте. По ее характеру и дару красноречия можно было сказать, что в будущем она совершит еще немало подвигов и добрых дел. Эрика была подобна проснувшемуся вулкану – столь же могущественна и непредсказуема во всех отношениях, и так же внушала трепет.
Когда настало время разделяться на два лагеря, и люди стали собираться в путь, Коннор предложил мне отправиться с беженцами в Доргал, но я решительно отказалась от этой затеи, так как мне больше хотелось помогать объединению мятежников, внося вклад в общее дело, чем бежать и прятаться. Ведь если остановиться и подумать минутку: что мне делать за пределами Согхата? Куда идти? За морями меня никто не ждал, а здесь, в кругу рыцарей-защитников Империи, мечтающих о справедливости, у меня были Коннор и Мелани, на которых я могла положиться.
Я просто чувствовала, что должна остаться – не могла отказаться от приключения, которое ожидало впереди, но при этом, скрепя сердце, осознавала весь риск своей безумной затеи. Где-то в глубине души я свято верила, что оказалась в гуще событий не случайно и хотела в этом разобраться, узнав, чем все-таки закончится война. Собственно, как и Мелани, которая тоже осталась с имперским войском, и, тут гадать не приходилось – только из своих личных побуждений. Сколько бы Коннор не уговаривал ее уйти из этих мест, последнее слово осталось за ней, и юноша мог только согласиться, позволив девушке идти своим путем. Я не знала, мечтала ли эльфийка отомстить за падение своего клана или грезила о том, чтобы найти родных, но я была рада, что она останется с нами.
И единственной моей проблемой оставался лишь Клауд.
Когда мы разбили лагерь после нескольких дней блужданий по лесным массивам, этот тип постоянно находился где-то рядом. Он следил, наблюдал, слушал – мужчина практически всегда маячил за спиной, что бы я ни делала и куда бы ни пошла. Белобрысый следопыт, видимо, всерьез думал, что я засланный шпион Аластора и должна неведомым образом раскрывать врагу все наши тайны, и сколько бы Коннор ни пытался его переубедить в этом, Клауд холодно отвечал своим коронным «не твое дело».
