– Так оно и было?
– Нет, все сложилось иначе. Как-то вечером я заметила, как старик с ними общался. Он тоже их видел.
– И что потом?
– Потом Аластор совсем пропал из виду. Вероятнее всего – заперся в доме. И спустя какое-то время все стали про него забывать.
– А что такое Азурис-Рей?
Джун опять уничижительно уставилась на меня, изогнув одну бровь:
– Это демон, милая. Древнее божество, запертое в Темных Водах.
– А, да, точно… – из ее пояснения я ничего не поняла и смущенно опустила взгляд на горящую свечу, ругая себя за неосторожность. Одна ошибка, неверный шаг, и «Пуф!» – мое прикрытие «беженки из Вольтерна» могло потерять всякий смысл.
Коннор сильно просчитался, не заполнив пробелы в моих познаниях о демонах и культуре Согхата, и потому, чтобы не терять времени зря, услышав очередной раскат грома, я быстро перевела тему, стараясь не вызвать подозрений:
– Вы знали, что у Аластора есть сын?
– Еще бы. Он светится нехорошим светом, – в голосе собеседницы звякнул не то лед, не то испуг.
– То есть «нехорошим»? Вы его тоже знаете?
– Я никогда не видела подобной ауры у человека! – вдруг безумно воскликнула та. – Он горел призрачным пламенем, но никто кроме меня этого не видел!
Женщина будто вновь переживала все наяву – глаза широко раскрылись в нескрываемом страхе. Джун, рассказывая, эмоционально размахивала руками с зажатыми в них картами. Я всерьез опасалась, что в один «прекрасный» момент она смахнет со стола одну из зажженных свечей и все загорится.
– Когда этот упыреныш поселился вместе со своим отцом, все в деревне словно свихнулись, – продолжила она свой рассказ. – Точнее, только женщины. Всех молодых девок будто подменили, ты можешь себе это вообразить? Замужние, не замужние, совсем еще девочки кидались этому гаду на шею, только завидев, а он-то только этого и ждал. Девушки легко теряли рассудок… Бросали мужей и детей, сбегали из дома, ссорились с родными, и все из-за этого мальчишки с кривыми зубами!
– Почему? – задала я единственный правильный вопрос.
– Не знаю, деточка. Их всех вели не чувства – плоть. Жажда греха. Все тянулись к нему, а я его боялась, – Джун положила колоду карт на место и тоскливо взглянула мне в глаза. – Он светился как демон. Демон в человеческом теле. И вел себя так же, подобающе: устроил бордель из отцовского дома.
– И что же Аластор? Он пытался это остановить?
– Я его не видела. Он пропал, как и его духи.
– А как девушки терпели такое свинское отношение?! – покривилась я в недоумении.
– Многие из них не возвращались, – грустно подметила цыганка. – А те, кто возвращались, были изувечены и изуродованы. Дышали на ладан, но при этом оставались счастливыми, одурманенные этой тварью.
– Кошмар… Как же ваши мужчины допустили это? – я задумчиво приставила руку ко лбу.
– В том-то и дело, они быстро взяли ситуацию под контроль. Однажды вечером собрались всей толпой и ворвались в дом с намерением все сжечь, одержимые жаждой мести за любимых, дочерей и разбитые сердца.
– И?
– Там никого не было: ни старика, ни сына, только гора обнаженных и изуродованных до неузнаваемости девичьих тел, – женщина вновь потянулась к табачной трубке. – Как будто этот юнец ставил на них опыты. Экспериментировал. Игрался.
– Я… Мне жаль, – мне не нравилось то, что я слышу. – И после этих двоих никто не видел?
– Мужчины сожгли там все дотла, рыдая, как дети от горя, – обреченность и скорбь читалась в лице смуглой гадалки. – Этот гад так же погубил и мою дочь. Я закрыла ее дома на ключ, забив снаружи ставни окон. Сколько бы я не приводила ее в чувства – все без толку. Глаза пусты, а внутри пламя. Доминик забрал ее той же ночью через окно, и больше я свою девочку не видела.
