В единичные ясные дни тусклое зимнее солнце, которое тут именовали Хорсом, с трудом взбиралось до трети высоты небосвода, рыскало над еловыми пиками пару часов и снова, влекомое неодолимой силой, проваливалось за горизонт в тёмно-желтом зареве.
Река давно закрылась, и заключенные ходили по ней на другую сторону, где валили тот же лес, только чуть ближе к поместью. Работы никто и не думал отменять из-за холодов и закрытия навигации. Новых заключенных приводили дважды, пешком, прямо через леса. Обморожения среди каторжников стали постоянством, а затем обыденностью.
Вскоре заболела Лиша.
Вдобавок к отвратительному питанию, внутри барака стоял нестерпимый холод. Только места поблизости от печи обогревались сносно. Заключенные грудились на полу, оставляя нары, удаленные от тепла, однако согретого пространства недоставало.
Рэй выхаживал Лишу, используя знания своего мира. Первым делом он отогнал от нее знахаря, который велел пить маковый настой, чтобы снять кашель. Оказалось, что местные имеют совершенно дикое восприятие болезней: те считались живыми существами, что селятся в людях, вызывая недуги, а главными принципами лечения оставались терпение и противодействие. Карантин был неведом, а потому больные и здоровые заключенные не разделялись. Болезни, будучи живыми, конечно, нападали на человека, когда тот не мог их заметить, и легче всего это было сделать ночью. По этой причине сон, особенно долгий, тоже считался первоисточником болезни, тогда как работа, напротив, закаляла организм, давая силы одолеть вселившееся в душу лихо.
Не одна Лиша, но и другие заключенные страдали от плохого питания, которое становилось причиной развития цинги. Милые, что питались куда лучше, не испытывали таких симптомов и тем, не стеснялись демонстрировать свое превосходство. В бараках дела с болезнями обстояли нехорошо, каждый третий имел ссадины на деснах, нездоровый цвет кожи и непреодолимую слабость – типичные симптомы авитаминоза, лечение которой тяжелым трудом иной раз изводило больных за пару дней. Рыба в ответвлении Медвежьих притоков, на котором стояла Береста, водилась мелкая и костлявая – в основном пескари и шипастые окуни. Говорили, что в соседних, более глубоких притоках водится щука, но к ним заключенных почти не отпускали.
Самочувствие подруги не улучшалось, однако Рэй истово бился за ее жизнь. Куриный бульон, компот из мороженой смородины, настой укропа – лучшее, что смог сотворить он в этом безнадежном месте. Эти продукты отличались высоким содержанием аскорбиновой кислоты, которая была жизненно необходима для предотвращения цинги. То и другое требовалось Лише, чтобы справиться с пневмонией, которая развивалась в ходе болезни. Всё пришлось выменивать у милых по грабительскому курсу.
Болезнь напарницы оказалась непомерно тяжела и для Рэя. О геройстве уже и мыслей не было. Сознание залепляли одинаковые, ненастные дни: подъем затемно, сборы, работа, которая каждым днем подтачивает здоровье, возвращение в лагерь затемно. Ночь руки гудели от бесконечных ударов по мерзлым стволам. Наутро, проглатывая ненавистную кашу, он раздумывал, что может предпринять, но ни одной светлой мысли не приходило.
«Если она умрет, я…» – опять думал он холодным, тёмным утром, голыми ладонями удерживая плошку каши, и опять побоялся закончить это предложение словом, что так и просилось на язык – сдамся. Першение в горле и противный сухой кашель не обошли стороной и его. Побег через снежные леса был немыслим.
