Из иллюминаторов надстройки всё ещё были видны открытые языки пламени, и оттуда валил густой чёрный дым. Чувствовалось, что в надстройке продолжал бушевать пожар.
Из капов машинного отделения языков пламени уже не было видно, но оттуда также валил чёрный дым, хотя он уже был не такой густой, как из надстройки. По всей видимости, вода, поступавшая через сгоревшие прокладки трубопроводов забортной воды, способствовала прекращению пожара в машинном отделении.
Это было и хорошо, и плохо.
Хорошо, что от пожара в машинном отделении не перегрелись и не взорвались танки с дизельным топливом. Плохо то, что машинное отделение затапливалось. Естественно, сейчас уже ничего невозможно было сделать для его восстановления, но это было уже не главным. Главное – останется ли судно на плаву после затопления машинного отделения.
Хотя груза по весу было не очень много. В Китае во все трюма́ был загружен парафин. А в Корее твиндеки и палуба были забиты различными автомобилями. На первом трюме, поперёк крышки, даже стоял шикарный катер.
Так что был шанс, что судно не утонет.
Борзов на всё это смотрел как со стороны. Как будто это всё происходит не с ним. Как будто это был сон или фильм. Ему казалось, что если он немного напряжётся, то проснётся, и весь этот кошмар исчезнет, и он окажется в своей каюте на мягком тёплом диване.
Это состояние его как-то отвлекло от действительности. Он погрузился в него в ожидании чуда. Немного напрягся, потряс головой, чтобы прогнать кошмарный сон и проснуться, но сон не проходил.
Перед ним также находилась «Леди Белла», глубоко просевшая на корму, и было видно, что из иллюминаторов надстройки то здесь, то там вырывались зловещие языки пламени и валил чёрный дым.
Борзов скинул с себя оцепенение, навеянное предполагаемым сном, огляделся и увидел в шлюпке капитана. Он помахал тому рукой и прокричал:
– Кэптин Брэдли! Иди сюда. Нас тут только трое!
Капитан услышал Борзова, повернулся к нему и прокричал в ответ:
– Спасибо, чиф. Я приду немного позднее.
Плоты нещадно мотало на зыби. В них можно было находиться, если только распереться. То есть надо было раскинуть руки и ноги, таким образом увеличивая площадь своего соприкосновения с резиновым днищем плота, и попутно руками держаться за внутренние леера.
Вода была тёплая, так что на днище можно было комфортно лежать.
Вадик выглянул в дверь плота и повернулся к Борзову:
– Владимирыч, смотри, что творится с филиппками!
Борзов на четвереньках подполз к двери и выглянул наружу. С соседнего плота свесились два филиппка. Их не на шутку полоскало. Рвотные движения следовали одно за другим, но из их нутра уже ничего не выходило. Они в бессилии лежали, свесившись с мягкого борта, и только стонали:
– Воды, воды….
Вадик, увидев такую картину, обречённо проговорил, покачивая головой:
– Да, не жильцы они, если ещё недельку мы здесь проболтаемся.
Из двери соседнего плота высунулась голова четвёртого помощника:
– Чиф! Дайте воды! Мы умрём без воды! – в панике орал он.
– А ваша вода где? – в ответ прокричал Борзов.
– Мы её уже выпили, – истерично продолжал вопить четвёртый помощник.
– Как выпили?! У вас же на плоту был запас воды на десять дней для двадцати человек. А вас-то всего двенадцать! Вы что наделали?! Прошёл же только час! Что вы будете делать дальше?!
Но филиппинец ничего не слушал и не понимал. Он только истерично кричал:
