Потом он с аппетитом позавтракал куском трески, ломтем голландского сыра и тремя кружками водки, а после того спустился под палубу, чтобы осмотреть негров. Со вчерашнего дня большие намаки были несколько забыты, покинуты, но что делать! В продолжение этого времени случилось столько важных происшествий, что, право, некогда было думать о них.
А потом около полудня атаман Брюлар спустился под палубу, весьма просторно устроенную для помещения негров. Свет проходил туда сверху сквозь решетчатое окно.
Брюлар начал осмотр своего корабля с правой стороны.
О, тут находились только одни ребята, бедные и слабые творения, служащие, можно сказать, мелкой ходячей монетой в этом торге человеческим мясом! Эти черные ребятишки играли тут точно так же, как будто бы они были на цветущих и тенистых берегах Красной реки, в родной стране своей.
Брюлар прошел мимо и нечаянно придавил своей ногой в темноте одного ребенка, который испустил пронзительный крик.
– Зачем ты суешься мне под ноги, проклятый африканский поросенок! – сказал Брюлар.
И он продолжал идти дальше под палубой корабля, будучи весьма недовольным этими негритятами, которые плохо идут в продажу. Но когда он дошел до отделения больших негров мужского пола, то улыбка удовольствия показалась на губах его. Это были все здоровые и сильные люди, крепкого телосложения, а потому атаман с жадным любопытством осматривал их широкие плечи, жилистые руки и ноги. И хотя они были все скованы, однако же нельзя было сомневаться в их силе, ибо они были здоровы и молоды. Старшему из них не было и тридцати лет от роду.
Эти взрослые негры не подражали счастливой и простодушной беспечности ребят, ибо они лучше понимали свое положение.
Некоторые из них сидели неподвижно, свесив голову на грудь и потупив в землю мутные и бессмысленные глаза.
Другие ломали себе руки, скрипели зубами и выли.
Иные старались проглотить свой язык и тем задушить себя – род смерти, как говорят, довольно обыкновенно употребляемый у дикарей.
Иные лежали врастяжку на полу и в бешенстве и отчаянии бились ногами, тщетно стараясь разорвать свои оковы.
Наконец, некоторые из них, а это была большая часть, лежа на боку, спали тревожным сном, мечтая об отечестве своем, и даже радость и удовольствие выражались на лицах многих из спящих.
Между прочим Атар-Гюль, молодой негр с курчавыми волосами, улыбался во сне, волнуемый воспоминанием о родине и приятным призраком минувшего счастья. Бедный негр был так доволен своим сновидением!
– Я посмеюсь тебе передо мной, черный урод! – сказал Брюлар, которому досадно было видеть эту неуместную веселость, и ударом дубины разбудил спящего.
Право, жалко было смотреть на этого человека, недавно столь веселого, столь довольного, вдруг погрузившегося в мрачное безмолвие при виде своих оков и заливающегося слезами.
Ибо тогда он вспомнил о настоящем своем положении и подобно прочим почувствовал ужасный голод, потому что во время тревоги их совершенно забыли и не кормили.
Брюлар прошел к самому концу корабля; там были помещены женщины.
– А-а! – сказал атаман. – Вот здесь-то сераль, черт возьми! Нужно посмотреть это хорошенько, Картаут, принеси-ка мне фонарь! – крикнул он своему прислужнику.
Фонарь тотчас был принесен, и Брюлар начал осматривать.
Представьте себе около двадцати негритянок от семнадцати до двадцати двух лет, стройных, рослых, здоровых молодых девушек с красивыми лицами, прямыми и тонкими носами, высоким лбом, покрытым густыми длинными черными волосами, лоснящимися как воронье крыло. А какие глаза! Пламенные, сверкающие! И розовые губы, между которыми белел ряд жемчужных зубов.
