Читать онлайн Виталий Коржиков - Морской сундучок

Как-то в конце лета взяли мы в таёжном порту на теплоход лес для Японии, спустились вечером по реке вдоль желтеющих шумных берегов и побежали по морю.

А утром стали мыть судно. Грязь долой, щепу долой! Кто внизу палубу из шлангов окатывает – брызги радугой во все стороны, кто возле шлюпок. А мне с дружком досталось мыть мостик и палубу возле рулевой рубки.

Щёткой драили, шваброй мыли.

Вымыли, вычистили – всё бело! Солнце светит, словно и ему приятно на такую чистоту смотреть. И море, и небо чистые. Только где-то далеко-далеко у горизонта тучки похаживают.

Капитан вышел из рубки, сощурился, прошёл из угла в угол, окинул взглядом палубу, стены, ничего не сказал, лишь кивнул. Значит, хорошо. А потом вдруг поднял голову и весь потянулся вверх.

– А это что? – спрашивает.

Я тоже посмотрел вверх и оторопел. В углу, под навесом, золотится паутинка, а на ней лесной паучок качается. И откуда только взялся! И мылом ведь мыли, и щёткой драили.

Капитан махнул пальцем:

– Убрать паука!

Сбегал я за тряпкой, возвратился, а паучка-то нету. Ни паучка, ни паутинки. Может, ветром сдуло, а может быть, каплями сбило. Солнце вон припряталось, мы к тучам подобрались, дождь накрапывает.

Тут выглянул капитан, посмотрел вверх – нет паутины – и кивнул: порядок!

Следующим утром поднялся я к рубке. Опять паутинка горит, тоненькая-тоненькая. Опять паучок на ней качается. Ни волн, ни ветра не боится.

А рядом опять стоит капитан и его разглядывает. Я снова бросился за тряпкой. Капитан махнул рукой, говорит:

– Отставить! Сейчас, кажется, дождь пойдёт.

И в самом деле – стало вдруг прохладно, мрачно. Паучок стал сматывать паутину и только в щёлочку под крышу спрятался, из туч полетело по всему морю: пах! пах!

– Не трогать паука! – рассмеялся капитан. – Он нам погоду будет предсказывать.

Не трогать так не трогать. Да и веселей с ним: свой, таёжный!

Так он и прижился. Как только начнёт паутинку сматывать, все шумят:

– Задраить иллюминаторы: паук сматывается!

А если будет тихо и ясно, то развесит свою сеть и бегает по ней из стороны в сторону, словно драит, чистоту наводит, чтоб не ругали. Пароход-то у нас чистый.

И команде это понравилось. Один ему муравьиное яичко из коры выковырнет. Другой мошку выловит.

Пришли в Японию – исчез паучок. И все про него забыли. Да и где тут помнить! Шумят над головой громадные краны, поднимают брёвна, бегают по трапам в жёлтых касках японские грузчики, кричит на причале паровоз, лязгают вагоны…

Но вот повернули мы обратно – и сразу его вспомнили. Кто-то пожалел:

– Наверное, подцепили нашего морячка бревном, унесли.

Капитан вслух подумал:

– А может, спрятался? Боялся, чтоб в Японии не оставили? Так зачем нам его оставлять!

Паучишка словно этого только и ждал. Хоть забился далеко, а всё, наверное, слышал. Выбрался тут же наверх, подвесил свою пряжу в знакомом углу и давай бегать из стороны в сторону.

Мы работаем, порядок наводим, и он у себя чистит, как матрос, старается. А как же? Домой идём.

Перед долгим плаванием в Америку и в Индию товарищ на прощание подарил мне часы.

– Вот тебе, – говорит, – носи. Ни на работу, ни на обед не опаздывай!

Надел я их и побежал вверх по трапу.

Целую неделю наш пароход гудел в сыром тумане, чтобы с кем-нибудь не столкнуться. Я стоял на вахте и то и дело поглядывал на часы. Правильно идут, да только что-то очень медленно. Не спешат стрелки, тянется время… Туман!

Но потом подул ветерок, небо проветрилось, заголубело, по волнам запорхали солнечные искорки – и часы словно бы заработали быстрей!

Вышли мы все на корму – палубу от ржавчины чистить. Стучим кирками, дерём скребками до блеска. Ходят руки туда-сюда, как пружины. Ветер мокрую спину холодит, рвёт вверх рубаху, как крылья. Хоть и нелегко нам, а весело.

И время торопится. Посмотрел на часы – час пролетел. Глянул снова – второй куда-то делся!

Заработался я, разошёлся и не заметил, как задел рукой угол трюма. Решил снова взглянуть на часы, смотрю – что такое?! Уже час работаю, а время то же самое, что и раньше.

Я прислушался: молчат часы. И стрелки не шелохнутся.

Подошёл наш боцман и спрашивает:

– Что, зашиб? Вот беда! Подарок ведь!

А потом прищурил глаз, смекнул что-то и кивнул вниз, на машину:

– Ты к Федотычу сбегай, попроси. Он мастер!

Кончили мы работу. Я помылся и побежал в машинное отделение. Открыл дверь, а оттуда пахну́ло горячим маслом и как загрохочет: ту-ту-ту-ту, ту-ту-ту-ту! Словно где-то внизу паровоз бегает. Я осмотрелся: стою на лестничной площадке, как на крыше десятиэтажного дома, а где-то внизу, как раскрашенные игрушки, громоздятся разные механизмы, трубы, цистерны, рычаги. И среди них ходят вверх-вниз сверкающие поршни. От них-то и идёт паровозное ту-ту-ту-ту, ту-ту-ту-ту.

Спустился я по металлической лестнице к Федотычу, а он сам мне навстречу из боковой дверки выходит. Громадный, согнулся, еле в дверях помещается. Весь в капельках пота. Вытирает могучие руки ветошью и кивает:

– Что?

– Часы! – кричу. А сам поглядываю то на поршни, то на великанские руки Федотыча. Думаю: ими как раз только с поршнями управляться. А как возьмёт своими ручищами мои часики, нажмёт – в пятак превратит!

А Федотыч раскрыл ладони, кивает мне: клади.

Послушал он часы. Отковырнул ногтем крышечку, посмотрел на колёсико внутри. Быстрое, как штурвальчик. И тоненькое, прикоснись – сломаешь. Федотыч подул на него и кивнул:

– Оставляй. Часа через два зайдёшь.

Два я не вытерпел. Ходил по палубе, смотрел на летучих рыб. А сам всё тревожно думал: «Да, ничего себе руки!»

Часа через полтора спустился я снова в машину. Вижу, Федотыч как раз крышечку часов пальцем нажал, повернул и прихлопнул: щёлк! Потом взял осторожно часы двумя пальцами, аккуратненько положил их на ладонь, преподнёс мне и улыбнулся:

– Только, пожалуйста, не бей их больше ни о какие углы. Часы вежливость любят.

Я поблагодарил его, приложил часы к уху: идут! Выбежал на палубу. Подошёл боцман, спрашивает:

– Ну как?

Я дал боцману послушать, и он подмигнул мне:

– Тикают!

Ночью лёг я спать, а часы положил рядом. Стало тихо-тихо. Только вода за бортом плещет, и за стеной машина стучит: ту-ту-ту-ту, ту-ту-ту-ту. А с другой стороны, под ухом, часы тикают: тик-так, тик-так, тик-так, тик-так. Не отстают, с машиной в лад работают.

Однажды под вечер, уже на закате, наш теплоход подходил к кубинскому порту Сьенфуэ́гос. После дождя от тёплой палубы поднимался розовый пар. Вода впереди вспыхивала малиновыми пятнами, а навстречу нам плыли от английского танкера одна за другой и покачивали горлышками пустые коричневые бутылки.

Я стоял у штурвала, поглядывал на мачты в порту, на горы в лёгких фонтанчиках пальм и весело думал, как сейчас пришвартуемся, как сдам вахту, умоюсь – и марш на причал, смотреть город, нюхать кубинские табаки! «Буэнос, амигос! – Привет, друзья!» Но тут в рубку вошёл мой напарник, встал за штурвал, сказал: «Вахту принял!» А мне велел: «Беги спускай флаги. Время!» – и кивнул за окно.

Там, на верхушке мачты, тяжело колыхались два флага: наш и кубинский. Добро́. Я спустился на палубу, сбежал по трапу и почти ткнулся в борт соседнего танкера: мы поравнялись с «англичанином». Там, сидя на трюме, английские матросы пили пиво и прямо через голову бросали в воду пустые бутылки.