– Лучше не стоит. На редкость дурацкая работа… Ну а это, парень, секстан. – Не дожидаясь реакции Фусако, он постучал по блестящему навигационному прибору.
В рулевой рубке Нобору непременно желал все потрогать: машинный телеграф, дистанционное управление авторулевого, экран радиолокатора, курсограф. За командами на машинном телеграфе – «стоп», «товсь», «вперед» – ему виделись встающие на пути судна различные опасности. В соседней штурманской рубке он таращился на полки с мореходными таблицами, морским астрономическим ежегодником, аэронавигационными картами, рассматривал свод правил навигации в японских портах и заливах, описание маяков, календарь приливов и отливов, лоции, разложенные карты со следами ластика. Словно кто-то забавы ради выполняет шуточную работу – произвольно чертит и стирает бесчисленные карандашные линии. Окончательно очаровали Нобору нарисованные в судовом журнале маленькие полукруглые солнца восхода и такие же, только перевернутые вверх тормашками полукружья заката, полумесяцы, обозначающие появление тонкого золотистого рожка, и полумесяцы, вывернутые наоборот, а еще плавные графики приливов и отливов.
Все это время, пока Нобору с головой погрузился в экскурсию, Цукадзаки стоял совсем близко от Фусако. От его жаркого присутствия в душной штурманской рубке сделалось трудно дышать, поэтому, когда прислоненный к столу зонт с белой рукояткой из змеиной кожи упал на пол, ей показалось, будто рухнула без чувств она сама.
Фусако тихо вскрикнула – зонт ударил ее по ноге.
Штурман тут же наклонился за зонтом. Фусако отметила, что он делает это очень-очень медленно, напоминая движениями водолаза. Наконец, подхватив зонт рукой, он медленно всплыл на поверхность со дна удушливого времени…
Управляющий Сибуя отодвинул жалюзи и, склонив набок испещренное морщинами лицо, жеманно произнес:
– Пришла госпожа Ёрико Касуга.
– Хорошо. Уже иду.
Фусако пожалела, что, застигнутая врасплох, ответила слишком поспешно.
Подойдя к зеркалу, тщательно вгляделась в свое лицо. Мысленно она все еще была в штурманской рубке.
На Ёрико, ожидавшей в патио в сопровождении помощницы, была громадная, похожая на подсолнух шляпа.
– Пусть мама-сан посмотрит. Надо ей показать…
Фусако терпеть не могла это прозвище, больше подходящее хозяйке питейного заведения. Медленно спустившись по лестнице, она остановилась напротив Ёрико.
– Милости прошу. Сегодня снова жарко.
Ёрико пожаловалась на убийственный зной и толпу народа на причале, где шли съемки. В этой толпе Фусако моментально представила Рюдзи, и у нее испортилось настроение.
– До обеда отсняли тридцать дублей. Просто поразительно, как быстро работает Кида.
– Удачно?
– Нисколечко. По крайней мере, приз за актерское мастерство за это точно не дадут.
Последние несколько лет Ёрико бредила этим призом, и сегодняшние сувениры были «шагом» (в ее понимании) навстречу жюри. Ёрико склонна была доверять разного рода сплетням и скандалам (кроме тех, что касались лично ее) и серьезно подумывала, не отдаться ли ей поочередно всем членам комиссии, раз уж это так действенно.
Ёрико, статная красавица, самоотверженно тащившая на себе всю свою многочисленную родню, была до чрезвычайности легковерной, и Фусако прекрасно знала, насколько она одинока. И все же, не будь она их клиенткой, хозяйка магазина едва ли поладила бы с ней.
Но у сегодняшней Фусако, пребывающей в замедленно-благодушном состоянии, явные недостатки Ёрико вызывали лишь чувство прохладного всепрощения, как при взгляде на плавающую в аквариуме золотую рыбку.
