Московская дева - страница 8



На месте Изольды любая другая от бессилия сошла бы с ума или махнула рукой: гори оно всё огнём… Авось, как-нибудь образуется… Но Изольда была дочерью своего отца. А отец у Изольды был непростым человеком.

Служа при Иване Васильевиче, царе Грозном, сотворил Скурат Малюткин столько жестокостей, что дьявол зачислил его в ближайший резерв, и по-свойски не раз предлагал занять место в своей свите. Однако набожный Скурат эту черту всё-таки не перешёл. Напротив, научился отбиваться от нечистого с его предложениями, за что заслужил ненависть лукавого. Собственно, молния в терем, где родилась малышка Изольда, была не чем иным, как местью непреклонному опричнику. Другое дело, что и нечистый порой ошибается. Не пострадала Изольда – в каком-то смысле совсем наоборот.

Методы борьбы с дьяволом и его соблазнами Скурат собственноручно изложил в специальной книге, а книгу запечатал в резном сундуке, и оставил дочери, чьё незаурядное будущее смутно предчувствовал. Вместе с заговорённым клинком запечатал.

До поры до времени Изольда боялась даже притронуться к сундуку, потому что перед смертью отец рассказал о его содержимом. Однако в ночь накануне коронации печать всё-таки сняла. И до рассвета, страшась и плача, читала пожелтевшую за прошедшие десятилетия рукопись…

Назавтра – оставался лишь час до торжеств – над Успенским собором Московского Кремля грянул гром. Небо затянуло злыми тучами. Коротко, но люто пролился дождь.

«Не к добру, православные», – шептались мужики и бабы, подтянувшиеся из окрестных деревень ради халявного угощения, кое традиционно полагалось в честь очередного помазанника. И никто, никто не видел, что творилось в этот миг в небе.

А в небе парил девичий образ в белоснежном платье. В одной руке девушка держала меч, в другой – крест. И то и другое противостояло чёрному силуэту, нависшему над светловолосой головой отрока Михаила, идущего к царскому венцу. Торчащая между тучами огромная, в полнеба, рогатая голова, уродливое лицо, мерзопакостная ухмылка и протянутые к молодому Романову корявые длани… Только из дланей тех стремительно уходила нечистая мощь. Потому что ладонь Изольды сжимала завещанный раскаявшимся отцом клинок, а губы шептали слова молитвы.

И чёрный не выдержал. Последний раскат грома, последнее ведро дождя на людские головы – и все закончилось. Михаил Фёдорович вошёл в собор без сучка, без задоринки…

Ну, что было дальше, знают все. Романов благополучно короновался, польская смута на том завершилась, а трёхсотлетняя династия, напротив, началась. Изольда же провела две недели между жизнью и смертью. В горячке она кричала такое, что её, бесчувственную, чуть не поволокли на костёр…

Неустойка, предъявленная отцами-иезуитами врагу рода человеческого, была страшна, как сам враг. Оставшийся без коренного зуба лукавый заплатил без звука, но с того дня объявил Изольду своей должницей и поставил на счётчик. Один раз в сто лет (чаще не получалось, хватало и других дел) он являлся, чтобы взыскать долг с процентами. Проще говоря, стремился уничтожить Изольду Скуратовну. Или, по крайней мере, уничтожить державу, которая родила, вскормила и воспитала московскую деву. (Ну, пусть уже давно не деву. Какая разница?) Хоть так, хоть этак. Однако Изольда успешно отбивалась.

Так было в начале восемнадцатого века, когда Пётр Первый с нечувствительной помощью Малюткиной придушил бесноватого Карла Двенадцатого. Не сдавшись, нечистый перепрыгнул из шведского тела в шкуру Алексашки Меншикова. После кончины Петра даже захватил бразды правления, но ненадолго – и лишь потому, что Изольда отвлеклась на амуры с усатым лейб-гвардии прапорщиком Васятьевым. (Ванька потом не раз ворчала, что в борьбе с нечистым расслабляться нельзя – опасно, и вообще…)