Конца и края не было видно.
Только говор и хохот.
Только хохот и говор.
И снова то самое, и опять оно, и вновь так, и сызнова эдак, и в который уже раз по очередному кругу мусолили они вслух вчерашнюю дружескую встречу.
Вспоминали они одно, добавляли что-то другое, выдумывали третье, изобретали четвёртое… фантазировали пятое… сочиняли десятое, двадцатое и пятидесятое…
Круговорот какой-то… животрепещущий и нервнопаралитический…
Сплетня за сплетней, басня за басней, песня за песней, комедия за комедией, драма за драмой, трагедия за трагедией.
За трагедией в обязательном порядке слышалась снова комедия. Но уже во много раз веселее и смешнее предыдущей. Похабные фантазии рассказчиков не имели границ.
Хохотали и гоготали они громко.
Куражились мощно и от души.
Им это очень нравилось. Очень-преочень!
Они мусолили одни сюжеты, слюнявили другие, затем третьи… потом четвёртые… пятые… шестые… седьмые и десятые… девяностые и сотые…
Калейдоскоп крутился. Цветные стёклышки вращались. Искры сыпались.
Картинки менялись. Одна другой хлеще. Фантазия за фантазией на свет являлись.
Из пустого в порожнее хохотуши-рассказчики перекладывали и перемалывали.
Он и она чушь мололи и чепуху собирали. Из зёрен мука выходила. А из муки тесто. Но чаще грязь получалась. Грязь потоком лилась. Водопадом она извергалась.
И снова лютые сплетники, разговорчивые собеседники, говорящие портовые работники… как базарные бабы… вынимали из своих бездонных умственных закромов какие-то весьма интересные байки и истории: и обычные бытовые, и сложные семейные, и всякие другие житейские… и даже… и даже… и даже непристойные и пошлые…
Да. И такие тоже имели место быть.
Хохотали удалый лысоватый и рыжеватый водитель с дежурной разбитной тёткой, руками махали, в ладоши хлопали, гримасы строили, глазами страшно мыргали, вопили и мычали, с ума сходили… Ну прям… как детки малые… как… как… как не знай кто…
Хлебом их, чертей, не корми… а дай о чём-либо погутарить, дай обсудить, дай им обсосать да посплетничать всласть, дай нервишки оголить… да и потрепать их изрядно.
Так они и ехали к месту назначения: орали, хохотали, гоготали, бесновались.
По всей видимости это безудержное орание, хохотание, гоготание и беснование было их постоянным и привычным занятием: мыть косточки своим сослуживцам, своим коллегам, своим знакомым, своим друзьям, товарищам, приятелям и соратникам.
Дежурная женщина и водитель автобуса вели себя весьма раскованно и даже очень смело и дерзко, никого они не стеснялись, ни от кого не прятались и не таились.
Потные и уставшие пассажиры стояли в проходе и на площадках, скорчившись сидели на диванах и лежали друг на друге… и поневоле слушали. А куда деваться-то…
В общем, обстановочка была ещё та… достаточно щекотливая и нервозная…
Всё шло своим обычным повседневным путём. Своим чередом оно двигалось.
Как и всегда. Как и вчера, и позавчера, и за позавчера.
Как и неделю назад. И месяц. И год.
Так и теперь. Так и сегодня. Так и сейчас. Так и сию минуту.
Автобус всё двигался и двигался по бетонке, не переставая и не останавливаясь.
Он медленно, осмотрительно и осторожно пробирался к месту стоянки самолёта.
Умопомрачительная катавасия такого длинного и долгого движения продолжалась.
Она самотёком лилась и лилась.
Она была беспрерывна и бесконечна.
Казалось, что она была вечна.
Круги сменялись дугами, овалы замещались эллипсами.
