Закурив он продолжил:
– Человек в миллион раз превышает гниду в массе. Некоторые лишь этим и отличаются от вшей. Но даже не это самое страшное.
– А что тогда?
– Самое страшное то, что люди превращаются во что-то совершенно неживое. В некий момент всё перевернулось с ног на голову, вывернулось наизнанку и затем снова перевернулось. Люди стали друг для друга стенами: неживыми, крепкими, холодными, сдерживающими. Говорящими стенами.
Мне очень понравилось это выражение – говорящие стены. Это было лучшим определением людей, которое я когда-либо слышал.
Потом он уволился. Через месяц после этого уволился и я. Больше мы не виделись.
* * *
К тридцати годам я сформулировал следующее утверждение: жизнь настолько заполняет нашу жизнь, что не оставляет ни малейшего шанса для жизни. Я хотел бы найти человека, который сумел обойти этот закон, и спросить у него, как он это сделал. Но такого человека не было. По крайней мере, я его не встретил.
Накануне своего тридцати четырёхлетия я получил телеграмму из П**ова. Там было написано, что кто-то умер и меня ждут на похороны. Прочитав телеграмму несколько раз, я понял, что речь о старухе, называвшей себя моей матерью. Никаких эмоций эта новость не вызвала. Я положил телеграмму на стул у входной двери и пошёл на кухню дочищать картошку. Но, по-видимому, эта новость всё-таки как-то затронула меня: жаря картошку, я задумался о чём-то, и она немного подгорела. Затем я сел есть. Вместо того чтобы думать о старухе, её смерти и возможной поездке в П**ов, я размышлял о том, почему мне прислали телеграмму, а не позвонили по телефону. Телефон у меня был. И несмотря на то что я пользовался им крайне редко, он исправно работал и его ни разу не отключали за неуплату. Зачем он был мне нужен, я и сам толком не знал. И теперь, получив эту телеграмму, ещё раз задумался о его необходимости.
Так ничего и не решив с поездкой, я лёг спать. Утром, собираясь на работу вспомнил о телеграмме. Главный вопрос, который не пускал меня в поездку, звучал примерно так: зачем туда ехать? Я задавал его себе, когда умывался, когда чистил зубы, когда брился, когда жарил яичницу и заваривал чай. А уже выходя из квартиры, я вдруг вспомнил, что моё детство прошло именно в П**ове. Покопавшись в своей голове, к собственному удивлению я обнаружил, что там хранится много воспоминаний об этом. Я решил съездить. Но не сейчас, а чуть позже. Спешить на похороны необходимости не видел. Закопать умершую старуху в землю смогут и без меня.
Подумав, я решил ехать на следующей неделе.
Позвонил человеку, с которым мы иногда вместе работаем. Предупредил насчёт следующей недели.
– О’кей, – сказал он.
Мы положили трубки. Некоторое время я думал о нём. Странный человек. Две трети суток под воздействием алкоголя. Почти каждый день. Ни семьи, ни детей, ни привычек. Даже любовницы постоянной нет. Он губил алкоголем свой организм, но щадил работу. Как, в сущности, и я. Ради денег. Исключительно ради них. Хотя стоит заметить, что деньги для нас не являлись смыслом жизни. Скорее, они были средством, способным заставить нас хоть на время позабыть о том, что какой-то смысл в жизни всё же должен существовать.
11
На работе было как всегда душно. Не от жары – от давления бюрократической системы.
Вальдимат работал работу, изредка вслушиваясь в разговоры коллег. Владимир Владимирович что-то рассказывал Андрею Петровичу, тыча постаревшим пальцем в какие-то чертежи.
