На миг прикрыла глаза, ругая себя за то, что собиралась сказать и сделать. Перевела взгляд на часы. В глупое положение себя поставила, сначала затащив ребенка к себе домой, лишь потом начав размышлять, стоило ли так спешить. Рассудок кричал, что нужно позвонить и сообщить, но мальчик так смотрел, как на коленях умолял. Словно ничего страшнее полицейского участка для него не существовало.
– Если ты в таком виде вернешься домой, то одним нагоняем не отделаешься. Душ дальше по коридору. Вымойся, Ён, я пока накрою на стол. Чистые вещи положу у двери. Они великоваты тебе будут, но все лучше, чем эти.
Ласково потрепала мальчишку по волосам, тепло улыбнулась в широко распахнутые глаза. Ён, видимо, ожидал совершенно иного и от слов нуны застыл, приоткрыв рот и забыв, что нужно сутулиться, прятаться. Выпрямился, весь натянулся, ища подвох. Комкал в кулаках свой свитер, а подбородок начал мелко дрожать. Взгляд стал совершенно затравленным, мальчик начал озираться.
– Иди, – напомнила Мин Мэй, боясь, что расплачется сейчас вместе с ребенком. Обняла свой живот, представила кроху внутри, а глаза наполнились слезами. Отвернулась, торопливо направилась в одну из комнат, куда сложила вещи мужа.
Нераспакованный чемодан так и стоял у стены. Оттуда Мин Мэй достала спортивный костюм, отыскала носки, наткнулась на кеды. Подумав, вытащила еще и куртку. Все вещи пахли затхлостью и лишь чуть-чуть – морозом. Из-за лосьона Му Хёна. Леденящий запах ветра, который самому Му Хёну не слишком и нравился; но ему в принципе мало что нравилось из парфюма, так что выбор он оставлял супруге.
Прижав куртку к лицу, на миг Мин Мэй вернулась на вершину Намсана, под самое подножие иглы Сеульской телебашни. Глубоко вдохнула позабытый запах семьи…
Поежилась, проглотила слезы. Плотную ткань намочила всего немного, поспешно растерла слезинку и взяла кеды, чтобы сравнить размер с теми, что мальчик оставил у входа. Проходя мимо ванной комнаты, услышала шум воды. Стукнула в дверь.
– На полке под зеркалом лежит мочалка. В упаковке. Можешь ее взять.
Кеды мужа оказались на размер меньше, чем нужно было, и Мин Мэй неожиданно расстроилась, поняв, что ребенок их надеть не сможет, либо разотрет себе ноги. Вздохнула, отнесла обратно. Ён все еще не вышел, использовала это время для разогрева позднего ужина. После визитов О Хоа всегда оставался полный холодильник контейнеров с закусками, так что накрыть стол быстро труда не составило. Разогрела только рыбный суп и манду6, в чашу выложила отваренный рис. Кимчи, немного грибов, в мисочке – несколько последних ломтиков пулькоги7. Отошла, осмотрела, решила, что ребенку для насыщения будет достаточно.
Но, когда Ён появился из ванной комнаты, тощий, весь какой-то острый, длинный, начала в этом сомневаться. Казалось, ему вдобавок ко всему еще не помешала бы кастрюлька нанмёна.
– Садись, – предложила. Мальчик торопливо осмотрелся, как ожидал обнаружить в комнате отряд полицейских.
– Нуна…
– Я никуда не звонила, – терпеливо Мин Мэй придерживала рукой спинку стула. – Сядь и поешь. После я посмотрю, что с твоим лицом.
Осторожно ребенок бросил взгляд на стол. Сглотнул. Вытер ладони о кофту подаренного ему костюма. Поднял голову и Мин Мэй наконец рассмотрела его; поразилась его глазам. Ореховым, почти желтым, точно как у тигра, которого видела в зоопарке. Один в один печальным, лишённым надежды. На губе застарелая болячка, на скуле разливался багровый синяк. Знал, как выглядит, поэтому за волосами спрятался очень быстро. Сложился под прямым углом, сел, весь деревянный. Рук его Мин Мэй все так же не видела.
