Мотыльки - страница 8

Понимая, что до заветного спасения еще нужно добраться, преступник ускорил шаг, потом и вовсе перешел на бег. Приближающийся собачий вой способствовал. Бритвенно острое чувство опасности, полоснув по нервам, заставило боль и слабость отступить, некоторое время он протянет, главное, чтобы его хватило. Тоненькая полоска восхода высветила гряду поросших терновником холмов, на первый взгляд, совершенно сплошную, через такую перебираться долго, и шуму наделаешь… Но Рика-то этим не провести, он знал, где можно просочиться! Местные авантюристы звали узенький проход между холмами «мышиной калиткой» и нередко ею пользовались. Не для всех, правда, это хорошо заканчивалось, но сейчас выбирать не приходится. Ну что ж… Не оставьте, небесные владыки!

Эрид вздрогнул, случайно потревожив болтавшуюся на перевязи руку, но вторую ладонь так и не разжал. Не смог. Смотрел на собственные одеревеневшие пальцы, стиснутые на плоской золотой пластине, и ни беса не мог с собой поделать: второй раз в жизни ему было по-настоящему страшно.

Вот ведь как… Человек, о чьей смелости, граничащей с откровенным безрассудством, в отряде ходят легенды, стоял как дурак и вздохнуть не мог от сковавшего тело ужаса. Эрида упрекали в разном и, как правило, вполне заслуженно – в сквернословии, тяге к женщинам, выпивке, риску… Но никто и никогда не обвинял командира шестого отряда столичной стражи в трусости. Может, зря?..

Страшно. Совсем, как в тот день, когда двенадцать лет назад солдат гвардии Феникса под командованием госпожи Ри'Эльверго отстаивал проход к эверранской столице. Легендарное сражение в Тавском ущелье, которое невозможно было выиграть и нельзя – никак нельзя, демон побери! – было проигрывать. Нет, пока звенела сталь, пока летели на землю мертвые горцы, которых оказалось раза в три больше, чем эверранских солдат, страха не было и в помине. Он пришел после, когда атака захлебнулась… Эверран взял свою победу – невероятную и безумную, но вестник в разодранной котте[3] прискакавший на взмыленном коне, замер у входа в шатер. Стоял и молчал, не смея заговорить, и тогда Эриду впервые стало по-настоящему страшно. Хотелось, чтобы гонец никогда не решился открыть рот, чтобы можно было продолжать верить. Но тяжелые, как свинец, слова прозвучали, безвозвратно расколов жизнь на две такие неравные части.

До этой черты у них было все. Рядом – друзья, за спиной – страна, за которую не жалко отдать жизнь, а впереди – король, за которым можно было идти хоть в пекло. Сколько всего было! С ними, не с кем-нибудь. Теперь и не верится. Тогда, в Тавском ущелье, Эрид узнал, что столица взята, убит Сивер Аритен, а война проиграна. Это как стоять часовым, дожидаясь рассвета, и вдруг узнать, что его не будет. И ты бессилен, проклятье, насколько же ты оказываешься бессилен! Ты не мертв, не связан, даже меч при тебе… Но что толку?! Как ни бейся, ничего уже не вернуть, ничего не исправить. Эрид непременно рехнулся бы от этого всепоглощающего чувства…

А потом пошли слухи, будто кто-то из сыновей Сивера остался жив, и Эрид этим слухам поверил. Не потому, что доказательства были хоть сколь-нибудь убедительными, какие, ко всем бесам, доказательства?! Тела не нашли? А что, что, раздери их демоны, там вообще можно было найти?! Горящие печати, знамения… а кто их видел? Нет, байка о выжившем принце возникла бы в любом случае: людям нужно было во что-то верить, вот и все. Бывший гвардеец исключением не стал, он тоже верил. А потом на развалинах империи возник Орден.