Я сжала руки на смарте, но послушно опустилась в кресло.
— Вас не было неделю…
— У меня был отпуск, — пожала я плечами.
— У вас не было денег, — перебил он меня, будто обличая в смертном грехе.
— Мистер… — я замялась, щурясь.
— Сандерс. Гордон Сандерс, — процедил тот.
— Мистер Сандерс, теперь деньги есть, я как раз собиралась заплатить за три месяца, — холодно чеканила, а внутри все начинало вибрировать и дрожать.
Директор сначала будто опешил, разочарованно поджав губы, но тут же подался вперед:
— Боюсь, вопрос будет не так легко решить — сегодня деньги есть, завтра нет, — он картинно развел руками. — Боюсь, служба по делам детей уже не отмотает процесс назад…
— Что? — мой голос охрип. Сердце рухнуло в желудок и залило там все кровью, ошпарив внутренности.
— Служба по делам детей прислала мне вчера ответ — они вынуждены начать процесс изъятия вашего сына…
8. 6
В ушах запульсировало. Я вытаращилась стеклянными глазами на Сандерса, стиснув зубы. Мне вчерашняя ночь казалась кошмаром? Черта с два! Вот он — дичайший тупейший неотвратимый кошмар, который сотрет меня, перемелет и не оставит следа — я не вынесу, если у меня отберут Денни.
— Мистер Сандерс, — начала я чужим сиплым голосом, тяжело дыша, — должно быть, это ошибка. Я никогда не давала повод государству усомниться в том, что плохая мать. У Денни есть все…
«Экспертная оценка, которой надо будет дать на лапу. Детский комиссар — ему тоже», — строки затрат на ремонт в голове автоматически заменились наименованием мер в борьбе за ребенка.
Сандерс встал:
— Ну-ну, — вздохнул картинно, — сегодня, к сожалению, сделать ничего уже нельзя — после нашего рабочего времени ребенка заберет опека…
Перед глазами поплыло, меня затошнило…
— …Но это не значит, что мы просто так сдадимся, — он встал так близко, что ноздри забило запахом его дешевой туалетной воды и пота. На плечо легла тяжелая ладонь: — Рошель, я сделаю все, чтобы решить вопрос...
Я подняла на него глаза.
— …Вы — одинокая слабая женщина, боретесь за благополучие сына одна — это повод пристально к вам присмотреться не только службе опеки, это может быть только начало…
Это конец… Я спрятала лицо в руках. Ладони еще пахли зубной пастой, которой мы с Денни успели утром разрисовать друг другу щеки. Сердце глухо забилось, мне показалось, я перестала слышать и видеть.
Сегодня его заберут?! Как я без него? По щекам потекли слезы. Рука на плече ожила и двинулась ниже:
— Ну-ну, Рошель, я вас уверяю, я решу… Вернее, могу решить, если вы…
Лучше бы я и вправду оглохла.
— Что?
— Могу решить проблему, — как дурочке повторил он чуть ли не по слогам. — Можем обсудить это сегодня вечером…
Я щурилась на его расплывшуюся сквозь пелену слез физиономию и не могла поверить. Так жалко я, пожалуй, не чувствовала себя еще никогда.
— …Рошель? — он уже совершенно по-свойски оглаживал мне поясницу. — Договорились? Буду вас ждать здесь в семь, нужно будет оформить документы на Денни. Потом посидим где-нибудь…
Я поднялась на ватные ноги и зашагала к двери.
9. 7
— …Жду в семь! — донеслось до меня уже в коридоре.
Как я выползла на утренний свет — не помню. Взгляд сам прикипел к детской площадке за радужным заборчиком, и я прислонилась ладонями к пластику, вглядываясь в детей. От отчаянья хотелось выть. Зачем я привела Денни в сад?! Ноги подкосились, и я села на траву, сотрясаясь в беззвучных рыданиях.
