- Ну, так я получу компенсацию за причинённый мне физический и главное моральный ущерб? - Нетерпеливо постукивая пальцами, интересуется он.
- Само собой, - кивает Герман Эдуардович. - И будет оно соизмеримо нанесенному вам ущербу.
Тот довольно хмыкает и смотрит на меня, торжествующе и злорадно вскинув подбородок.
А мне хочется плакать от бессилья.
- Способы и меры возмещения мы определим чуть позже, - Герман Эдуардович выжидающе смотрит на Имаев. - В порядке служебного расследования. У вас всё?
Хоть я и морально раздавлена, но всё равно не могу не восхититься тем, как с одной стороны он в лоб выставляет Имаева за дверь, но при этом обвинить его в грубости нет никакой возможности.
Впрочем, Имаев либо лишён каких либо тонких чувств и эмоционального интеллекта, либо просто получил, что хотел.
Потому что он расплывается в ещё более широкой улыбке. И удовлетворённо кивает.
- Конечно, Герман Эдуардович. Приятно общаться с человеком, который осознаёт, что деньги которые приносит пациент - это основа и фундамент, которые дают существовать вашей клиники.
И никакие слова медсестрички, пусть и очень смазливенькой, не дают их перевесить.
Я закусываю губу, потому что мне до слез обидно осознавать, что так и есть.
Не смотря на мою работу и старания, деньги - это единственное, что имеет значение.
На тираду Имаева, Герман Эдуардович, лишь кивает, почему то, не считая нужным сказать вслух, хоть что-то.
- Ну, тогда мы пойдём, - неловко трет широкие ладони Имаев.
- Мы? - Холодно уточняет Герман Эдуардович.
- Ну, да. Я и медсестричка. Лизонька, да? - Зачем-то переспрашивает Имаев, хотя прекрасно знает как меня зовут. - Она ведь должна извиниться.
И тут приходит черёд первого удивления для Имаева, да впрочем и для меня. И ещё неизвестно для кого больше.
Потому что Герман Эдуардович с привычным бесстрастным выражением лица, коротко мотает головой и отрезает.
- Нет.
- Нет? - Удивлённо переспрашивает Имаев. - Всмысле?
- Елизавета с вами не пойдет, - невозмутимо сообщает Герман Эдуардович и шокирует нас с Имаевым во второй раз. - Если хотите извинений, то их приношу я. Как владелец клиники и непосредственный руководитель клиники. Это ведь важнее, правильно?
А вот это уже звучит как настоящая издёвка. Точнее западня.
Потому что, если Имаев откажется, то выдаст то, что дело вовсе не в извинении, а в том кто именно его приносит.
И по сути единственный его выход - согласиться. А значит, лишиться возможности пообщаться со мной наедине, чего он так страстно желал.
- Извинения приняты, - с кислым лицом произносит Имаев, подтверждая мои размышления.
А я искренне восхищена умением общаться и загонять людей в такие вот ловушки, которыми обладает Герман Эдуардович.
- С Елизаветой, я лично незамедлительно проведу беседу и решу, какие дисциплинарные меры применить к её, проступку. - Сообщает Зимин.
- Спасибо, - выдавливает из себя Имаев, но судя по крайне разочарованному лицу, он надеялся и ожидал совершенно другого результата нашего общего разговора.
Воцаряется тяжёлая и давящая тишина, после чего Имаев неловко прокашливается и наконец, поднимается:
- Что ж, тогда благодарю за то, что вы выслушали. Я наверное пойду. Давление видимо снова бушует.
- Благодарю за обращение, - сухо кивает Зимин. - Я скажу вашему лечащему врачу, чтобы он сейчас проконтролировал ваше состояние.
- Да, спасибо, - рассеянно кивает Имаев и наконец выходит.
