Она отшатывается на несколько шагов в сторону – пытается сделать так, чтобы расстояние между нами было «приличным».
Зря пытается. Оно не будет приличным, даже когда между нами будет несколько десятков километров. По крайней мере, мои мысли о ней станут только непристойней и настойчивей.
– Ты… Ты… – Викки тяжело дышит, встряхивает руками, будто пытаясь ими меня от себя оттолкнуть.
Нужный эпитет у неё не особенно подбирается.
– Наглец? Извращенец? Озабоченный? – ухмыляюсь я, подсказывая.
Озабоченный ею. Да, это мой диагноз.
– Гребаный псих! – отчаянно рявкает Викки, отступая от меня еще на шаг. – Ты… Как ты вообще посмел?!
– А разве ты оставила мне выбор? – я поднимаю брови, замечая, как наливаются алым яростные пятна на шее у Викки. – И потом, неужели тебе не понравилась моя маленькая провокация, дорогая? Такой стон… Я с большим трудом не зашел дальше.
Этих красных пятен становится на светлой коже Викки все больше.
Рванет…
Еще чуть-чуть и рванет.
– Понравилось? – Викки цедит это свистящим шепотом. – Да, дорогой, мне безумно понравилось. Позволь, я подробнее поделюсь с тобой впечатлениями?
Каюсь, я увлекся. Зрелище разгневанной Викки – это как извержение вулкана, удивительно завораживающе, совершенно смертоносно и абсолютно в своей удивительной красоте. Невозможно оторвать глаза и заметить хоть что-то.
По-крайней мере, когда она успела снять туфлю – я не заметил. До той самой поры, пока острый каблук, пущенный с размаха, не врезался мне чуть пониже ключиц.
Резко…
От второй туфли, метко пущенной мне в голову, пришлось уже уворачиваться. Иначе быть мне на суде во вторник с прекрасным фингалом от подошвы.
Ну, или с выбитым глазом.
Интересно, Машутка бы оценила папу-пирата?
Какая же все-таки жалость, что пока она со мной не разговаривает.
А тех трех слов, что она мне сказала «на прощанье» в тот единственный раз, когда взяла трубку, – лично мне хватит на то, чтобы как-нибудь качественно и насмерть отравиться.
Две туфли, одна из которых пролетела мимо цели, – это не все.
Викки никогда не удовлетворялась малой кровью. И в этот раз отступать приходится уже мне. За мой рабочий стол – увы, неверный маневр. На нем полно всякой рабочей мелочевки, от степлера и до имиджевых фиговин.
Мечтал ли я когда-нибудь получить сотрясение мозга от прилетевших мне в голову шаров Ньютона? Да нет, знаете, в моем жизненном списке были другие, более важные пункты.
– Викки, ну ты же юрист, зачем же нам решать проблемы таким путем? – миролюбиво предлагаю я. – В конце концов, ты же знаешь, как пишутся служебные записки, пожалуйся на меня Козырю, он сделает мне атата.
– Это тому Козырю, что тебе помог меня сюда затащить? – щерится Викки как голодная волчица.
Красивая, зараза…
И догадливая.
Хотя мне стоило больших усилий сделать Эда своим соучастником. И это был «первый и последний раз».
Позволив этой мысли удержаться в моей голове, я “зеваю” и чуть не получаю нокаут от пресс-папье в лоб. Уворачиваюсь только чудом – все-таки, я почему-то нравлюсь своему ангелу-хранителю.
– Это, между прочим, был антиквариат, – задумчиво замечаю, провожая просвистевшую в паре миллиметров от моего виска и улетевшую далеко в угол бронзовую псину взглядом. Мне она не была особо дорога, но совет директоров как-то презентовал, в память о каком-то очень сложном процессе, намекая на то, что верность в цене.
– Ничего, купишь себе другую безвкусную дрянь, – зло огрызается Викки и бросает взгляд на стол, пытаясь прикинуть, до чего же может сейчас дотянуться, – а может – две безвкусных дряни: одну на стол, вторую в постель. И оставишь, наконец, меня в покое…
