Мой бывший холоп - страница 9

Когда Даша вошла в будуар Любови Даниловны, Александра стояла перед зеркалом в новом бальном туалете, а мать с бабушкой внимательно оглядывали ее со всех сторон.

– Боже, какая прелесть! – воскликнула Даша. – Готова поручиться, что это бесподобное платье вы заказывали у Ларионовой!

– Да, у этой крохоборки, – ворчливо отозвалась Софья Аркадьевна. – Швыряем деньги на ветер, чтоб не ударить лицом в грязь перед бывшим холопом.

– Да Бог с ним, Софья Аркадьевна, – Даша успокаивающе улыбнулась старушке. – Зато у моей дорогой Александры теперь будет чудесное платье, которое так идет к ее внешности!

– Только это и служит нам маленьким утешением в нынешнем тяжком положении, – театрально вздохнула Любовь Даниловна.

– Нет, в самом деле, ma chere, ты выглядишь потрясающе в этом наряде, – обратилась Даша к Александре. – Белый с нежно-сиреневым – это, несомненно, твои выигрышные цвета. Правда, и все оттенки розового тоже. Я и предполагала, что ты будешь на балу в розовом.

– Розовое бальное платье у меня тоже есть, – сказала Александра. – Но мы решили, что оно не подходит для этого бала. В розовом наверняка будет большинство девушек, и мы рассудили, что мне лучше выбрать наряд в холодных тонах. И белое платье, сшитое из хорошей ткани, всегда смотрится дороже, чем пастельных тонов.

– Оно не «смотрится» дорогим, оно и есть дорогое, – хмуро заметила Софья Аркадьевна. – И мне остается лишь уповать, что Сурин уберется из Смоленска раньше того злосчастного дня, когда мы разоримся из-за его драгоценной персоны.

Александра досадливо поморщилась:

– Бабушка, я тебя умоляю! Перестань постоянно трубить про это разорение! Конечно же, Сурин не задержится в Смоленске: что ему за нужда сидеть здесь до морковкиных заговин, когда у него в Петербурге полно разных дел?

Но Софья Аркадьевна была не в силах уняться. Она слишком долго держала в себе свои чувства, и вот теперь, накануне встречи ее невестки и внучки с Суриным, они прорвались наружу.

– Весь город в ажиотаже, дамы словно рехнулись: тратят сумасшедшие деньги на наряды, выписывают из Москвы драгоценности. И ладно бы только молоденькие, а то и такие, что годятся Сурину в матери. Да уж, воистину, важная птица залетела в наши края! Банкир, заводчик, богач… Даром что бывший холоп, бегавший мальчишкой в лаптях да затрапезной рубахе! Но кому до этого дело в наши времена? Звенели бы деньги в карманах, а все остальное – пустяк!

– Но что же поделать, милая Софья Аркадьевна, коли времена сейчас такие, – рассудительно заметила Даша. – Раньше ценилось хорошее происхождение, теперь – только богатство. Надобно смириться и не принимать к сердцу, не заходиться из-за того, чего нельзя изменить.

– Да, надобно, – проворчала Софья Аркадьевна. – Но лишь один Бог знает, как это тяжело!

Александра в сердцах топнула ногой:

– Нет, это невыносимо, так больше не может продолжаться! Бабушка, если ты не уймешься и не перестанешь твердить про этого проклятого Сурина, я, ей-богу, не поеду ни на завтрашний бал, ни на один из вечеров, что будут даваться в Смоленске. И пусть тогда все болтают о нас, что хотят, мне плевать!

– Плевать? Мой ангел, что за вульгарное слово, где ты его подцепила? – испуганно проговорила Любовь Даниловна. – Ради бога, следи за своей речью, а то ненароком брякнешь что-нибудь такое в присутствии Сурина!

– Ладно, в самом деле, довольно, – внезапно остыла Софья Аркадьевна. – В конце концов, не навек же приезжает сюда этот Сурин! Сама не понимаю, чего я, старая дура, так разошлась… Дашенька, ты, надеюсь, останешься с нами обедать? Оставайся, голубушка, не хочется тебя отпускать!