— Я уже позвонил своим, меня заберут с минуты на минуту.
— Я не отпущу! — взвилась я. — Горький — свидетель! Я в тебя лучше еще раз выстрелю!
— Ива, ты не можешь в него стрелять… — начал было вкрадчиво Давид, но куда там!
— Да ты знаешь, сколько времени мы потеряли, собирая его сердце?! — обличительно тыкнула я транквилизатором в идиота.
— Горький, забери придуршную, — угрожающе процедил Стас, — а то привлеку ее по статье.
— Я тебе привлеку! — засучила я рукава и двинулась на Стаса.
— Ива! — предупреждающе крикнул Давид, как мы со Стасом вдруг синхронно осели на пол и улеглись едва ли не рядышком, вытянувшись вдоль плинтуса.
— Реанимацию! — прохрипела я медсестре. — Князеву!
Стас, в отличие от меня, сознание потерял. Я же, кое-как дыша, навела резкость на Горьком, державшем меня на коленях.
— Все нормально, — мотнула я головой. — Анемия…
Князева уже уложили на кушетку с кислородной маской.
— Пульс нормальный, — сообщила мне бригада. — Приходит в себя.
— Игорю не звонить, — глянула я на доктора. — Не тревожить без моего ведома, ясно?
13. 12
Подчиненные нерешительно переглянулись, а я пересела на стул.
— Какого черта? — просипел Стас хрипло.
Хотела бы я знать. Но, скорее всего, этот идиот дал такую нагрузку на неокрепшее сердце, что даже мое не потянуло.
— Допрыгался, герой? — презрительно выдавила я. — Тебе нельзя вставать.
В палату послышался стук, и заглянул некто с мрачной небритой физиономией:
— Мы за Князевым.
— Я разберусь, — хмуро сообщил Горький и вышел в коридор.
— Какого черта ты творишь? — Я поднялась и прошла к кушетке. Стас лежал бледный, его глаза лихорадочно блестели, а лоб покрылся испариной. Даже жалко стало, если вспомнить, кто именно уложил его на кушетку. — Я поставлю тебе капельницу…
— В пятидесяти километрах от Москвы в резервации умирает подросток, за которого я взял ответственность, — вдруг просипел он. — Я не смог дозвониться кому-то, кто бы оказал помощь. Ночь он может не пережить.
Я нахмурилась, покусала губы…
— Скажи, откуда забирать. Я съезжу за ним.
Стас перевел на меня взгляд и тяжело сглотнул…
Через полчаса мы уже летели с Горьким и бригадой скорой помощи по МКАДу. Сидя рядом, мы с Давидом изучали документы, которые мне скинул Стас.
— Я только сегодня узнал, что у Стаса есть приемные, — качал головой Давид, глядя в экран мобильника.
— Да, неожиданно. — Я листала ту же самую папку документов со своего аппарата.
Оказалось, что у Князева-младшего подтвержденный статус опекуна, и за ним числятся два десятка подростков-оборотней. Да еще и таких, на которых бы другие приюты поставили крест. Все — с зависимостями в прошлом. «Трудные подростки». Парень, который нуждался в помощи, поступил к нему самым последним и все еще был на реабилитации. Мы связались с ответственным, которым оказался самый старший из группы. Семён сказал, что Карен периодически теряет сознание, а когда приходит в себя — кричит и бредит. По всем признакам у парня вырисовывался либо острый аппендицит, либо что-то с почками. Что бы там ни было, оно совершенно точно угрожало его жизни. Но трагичней всего было то, что полевые врачи обслуживать такой приют не особо рвались. Один вызов, и местный фельдшер уехал в другом направлении, не оставив себе замены. И такая ситуация возникала сплошь и рядом. Если бы Стас не был в больнице, он бы сам отвез Карена в хирургию. Но он не мог. И это роковое стечение обстоятельств теперь может стоить парню жизни.
